Что за этим крылось? "София не знает об этой истории"? Для нее это означало какой-то рассказ, историю. Какого рассказа она не знала? И что за грубая, безличная манера писать о ней таким образом? Как ни странно, ее сильнее мучил гнев, чем любопытство. Муж каким-то образом предавал ее ради этих неизвестных. Она не понимала, в чем именно состояло предательство, поскольку многого не знала, но страшилась его. И была возмущена.
Не представляя себе, о какой истории идет речь, она чувствовала, что история эта темная.
Хранитель моря, выйдя из своего каменного домика, забрал оставленный у порога кувшин с водой. Он, казалось, не заметил Софию, хотя она стояла недалеко от него, рядом с тропинкой. Она нарочно посмотрела ему прямо в глаза, но они ничего не выражали. Светлые глаза казались пустыми. Возможно, это морская слепота? Он вернулся в дом. Через несколько секунд он появился снова и забрал ковриги хлеба, ничем не показав, что видел Софию. На самом деле он продолжал видеть море.
София вернула письмо на место и снова запечатала конверт, убедившись, что смахнула пыль с оборота листка, словно он падал на дорогу. Затем продолжила путь.
Минут через пятнадцать она добралась до фермы. Одноэтажное здание ничем не отличалось от большинства домов этой местности: стены сложены из больших глиняных кирпичей, крыша сделана из плоско лежащих досок, на которые навален толстый слой глины. Здесь было также несколько амбаров и других дворовых построек, свидетельствующих о зажиточности хозяев.
Двор был пуст, но София расслышала негромкое женское пение. Она позвала хозяев, и пение тут же прекратилось.
На крыльцо вышел человек и спросил по-турецки, что ей нужно.
— Я жена Генриха Оберманна, — сказала она. — София.
Мужчина приветственно протянул к ней руки.
— Ну, конечно. Добро пожаловать. — Он заговорил по-гречески. — Он рассказывал нам о вас. Мария! Иди сюда! — На крыльцо вышла женщина, приставила руку к глазам, защищая их от солнца. — Это София. Он прислал ее.
Муж и жена составляли яркий контраст. Он — полный, ширококостный, с мясистым лицом и большими руками и ногами; она гораздо тоньше, меньше, а рядом с ним казалась совсем бестелесной. От удивления она на шаг отступила, затем нервным движением пригладила волосы.
— Вы оказали нам честь, — произнес он. — Входите. Мария, приготовь что-нибудь для нашей гостьи. — Мария быстро вернулась в дом. — Меня зовут Теодор, — сказал он. — Он говорил нам о вас.
— Меня послал к вам муж. Вот с этим. — Она вытащила письмо и, пока Скопелос читал его, вернулась к мулу и отвязала кожаную сумку, в которой лежали золотые сосуды и украшения.
Скопелос, не говоря ни слова, с некоторой торжественностью взял у нее сумку и отнес в один из амбаров.
Во дворе было тихо. Для процветающей фермы — удивительно тихо. Стоя рядом с мулом, София слышала, как Мария — она считала, что это Мария, — что-то говорит, быстро и оживленно. Наверное, дает указания служанке, потому что ответных реплик не последовало. София различила в голосе недовольство и внезапно поняла, что не хочет оставаться здесь ночевать.
Из амбара, улыбаясь, вышел Теодор.
— Позвольте мне проводить вас в дом, — сказал он. — Жена хочет вас угостить.
Внутри было полутемно, закрытые ставни перекрывали доступ послеполуденному солнцу. В комнате стояла искусно сделанная мебель черного дерева. На стене висела икона Богоматери, перед ней на блюдечках три свечки.
Вошла Мария с подносом, неся маленькие кексы, припорошенные, словно пылью, сахарной пудрой.
— Поешьте, — сказала она. — Поешьте после долгого путешествия.
София, хорошо знавшая законы гостеприимства, не стала отказываться.
— Как он? — спросил ее Теодор. — Все в порядке?
— Мой муж в добром здравии. Вам приходилось видеть Трою?
— О нет. Мы не беспокоим его за работой. Он слишком занят. Время от времени мы слышим о нем.
— Вы познакомились с моим мужем на Итаке?
— Много лет назад. Мы оказывали ему небольшие услуги, и он был щедр к нам.
София была бы не прочь узнать что-нибудь еще об этих услугах, но ни о чем больше не спросила.
— У вас было там хозяйство? — задала она вопрос Теодору.
— Нет. Мы держали постоялый двор.
— Гостиницу?
— Очень небольшую. По следам Одиссея на остров приезжали иностранцы. Англичане, французы, немцы. Я водил их по острову.
— И таким образом встретились с моим мужем.
— Да, только он водил меня. Он большой знаток Итаки.
София отпила крепкого чая, который подала Мария.
— Как поживает Леонид? — спросил Теодор.
— Вы знакомы с Леонидом?
— Конечно.
— Он хороший мальчик, — сказала Мария. У нее был тонкий жалобный голос. — Он молится перед ликом Богородицы. — Она взглянула на икону и коснулась груди. Софию удивило, что они знакомы с Леонидом и что он бывает здесь. Может быть, он привозит деньги от Генриха?
— У вас есть соседи? — спросила София.
— Они не беспокоят нас, — ответил Теодор. — Здесь хватает места всем.
— Но вы греки, а кругом турки.
— Они не причиняют нам вреда. Мы люди тихие, как видите, и нам хватает самих себя.
— Муж сказал, что вы из Фригии.
— Это правда. Здесь мы ближе к ней. И пейзаж о ней напоминает. Равнина, а вдалеке горы.
— Почему бы вам не вернуться туда?
— Интересный вопрос. У нас есть обязательства. Мы любим вашего мужа. Выпейте еще чаю.
Наступило молчание.
— Вы выращиваете здесь что-нибудь?
— Мы обеспечиваем себя. И еще немного остается на продажу. Мы довольны. Мы люди простые.
Но Софии не верилось, что они так просты. Сейчас она недоумевала больше, чем до встречи сними.
— Но у вас есть служанка.
— Служанка? — удивленно переспросила Мария.
— Я слышала, вы разговаривали с ней.
— Ах, да. Девочка. Сирота, которая работает на кухне. Но она не побеспокоит вас.
— Нет, нисколько не побеспокоит. У нее сильный голос для ребенка.
— Не понимаю, — сказала Мария.
— Я слышала ее пение, когда приехала.
— Правда? Она сейчас ушла. Ушла в поле.
Снова наступило молчание.
— Я, пожалуй, покину вас, — в конце концов сказала София.
— Разве вы не останетесь на ночь?
— Нет. Спасибо. Я поеду, пока светло.
Они больше не пытались удержать ее, и она поднялась с большого стула черного дерева. И упала обратно.