В этом стеклянном кубе, думал он, можно найти исторические
отчеты, письма, произведения искусства, социально-политические данные,
современный анализ последствий крестовых походов. Все в одном месте… Это
позволяет лучше понять тему. Блестящий подход.
— Но документ может иметь отношение ко многим
темам, — не скрывая скептицизма, сказала Виттория.
— Для этого существует система перекрестных отсылок и
указателей. — Лэнгдон показал на цветные пластиковые разделители,
размещенные между документами. — Они указывают местонахождение всех
второстепенных материалов, имеющих какое-либо отношение к данной теме.
— Ясно, — сказала Виттория и, окинув взглядом
огромный ангар архива, спросила: — Итак, профессор, где могут храниться
документы, имеющие отношение к Галилею? Где нам их искать?
Это было произнесено столь воинственным тоном, что Лэнгдон
позволил себе улыбнуться. Ученый до сих пор не мог до конца поверить, что
оказался в архивах Ватикана. «Они где-то здесь, — подумал он. —
Затаившись в темноте, они ждут нашего прихода».
— Следуйте за мной, — сказал Лэнгдон и двинулся по
первому проходу между кубами, вглядываясь в таблички рубрикатора. —
Помните, что я вам говорил о Пути просвещения и о том, к какому сложному
испытанию прибегали иллюминаты, принимая в общество новых членов?
— Поиски клада, — ответила Виттория, шагая рядом с
ученым.
— После того как братство «Иллюминати» разместило в
городе вехи и указатели, оно должно было изыскать способ доложить научному
сообществу о том, что этот путь действительно существует.
— Логично, — согласилась Виттория. — В
противном случае никому не пришло бы в голову его искать.
— Да. Но даже зная в принципе о существовании Пути, они
не имели понятия о том, где он начинается. Рим — огромный город.
— Согласна.
Лэнгдон перешел в другой проход и, не переставая говорить,
продолжил изучение табличек.
— Примерно пятнадцать лет назад некоторые историки из
Сорбонны, так же как и я, обнаружили несколько писем иллюминатов, в которых
содержались упоминания о segno.
— О знаке? О том, что Путь просвещения существует, и о
месте, где он берет начало?
— Именно. С тех пор некоторые из тех, кто изучает
историю ордена, включая меня, нашли и другие ссылки на segno. Согласно некой
теории, ключ к поиску начала Пути есть, и Галилей изыскал такой способ сообщить
о нем коллегам-ученым, что Ватикан так ничего и не узнал.
— Ну и где же находится этот ключ?
— Мы до конца не уверены, но скорее всего указание на
то, где его искать, появилось в одном из печатных изданий. Галилей за долгие
годы опубликовал множество книг и научных бюллетеней.
— И их, вне всякого сомнения, внимательно изучал
Ватикан. Разве это не опасно?
— Согласен, что опасно. Тем не менее информация о segno
получила распространение.
— И никто из врагов иллюминатов эту информацию так и не
смог расшифровать?
— Не смог. Любопытно, что, где бы ни упоминался знак,
будь то в дневниках масонов, письмах иллюминатов или в старинных научных
журналах, речь шла преимущественно о цифрах.
— 666?
— Нет, — улыбнулся Лэнгдон. — Там говорится о
числе 503.
— И что же оно должно означать?
— Никто из исследователей так и не смог дать внятного
объяснения. Я, зачарованный этими цифрами, крутил их так и сяк, пытаясь
определить, что может означать число 503. Я примерял его к науке, именуемой
«нумерология», сверял с географическими картами, широтой и долготой… —
Лэнгдон, продолжая говорить, дошел до конца прохода и свернул за угол. —
Единственным ключом к пониманию, как мне казалось, могло быть то, что число
начиналось с цифры 5 — одной из священных цифр сообщества «Иллюминати».
— Сдается мне, что недавно вы догадались о ее значении.
Поэтому мы здесь?
— Верно, — ответил Лэнгдон, испытывая редкое и на
сей раз вполне законное чувство гордости за свое открытие. — Вы что-нибудь
слышали о книге Галилея под названием «Диалог»?
— Естественно. Ученые считают эту работу великолепным
образчиком измены научным принципам. Тем она и знаменита.
Сам Лэнгдон ни за что не стал бы употреблять слово «измена»,
но он прекрасно понимал, что хотела сказать Виттория. В самом начале 30-х годов
XVII столетия Галилей хотел опубликовать труд о гелиоцентрической модели
Солнечной системы, предложенной Коперником. Но Ватикан не разрешил выход книги,
требуя, чтобы автор включил в нее столь же убедительные доказательства
истинности принятой церковью геоцентрической модели. Эту модель Галилей считал
абсолютно неверной, но выбора у него не было, и он выполнил требование
церковников, написав книгу, в которой истинной и ложной моделям Солнечной
системы было уделено одинаковое внимание.
— Вам должно быть известно и то, что, несмотря на этот
компромисс, «Диалог» был признан ересью и Ватикан поместил ученого под домашний
арест.
— Ни одно доброе дело, как известно, не остается
безнаказанным.
— Верно, — улыбнулся Лэнгдон. — Но Галилей
был человеком упорным. Сидя дома под арестом, он тайно создал еще один, гораздо
менее известный труд, который ученые частенько путают с «Диалогом». Эта книга
называется «Discorsi», что в данном случае означает «Трактат».
— Я слышала о ней, — кивнула Виттория. — Ее
полное название — «Трактат о приливах».
Лэнгдон даже остановился, настолько поразило его то, что
девушка знакома с малоизвестной публикацией о движении планет и его влиянии на
морские приливы.
— Хочу сообщить вам, — увидев его изумление,
сказала Виттория, — что вы, беседуя со мной, имеете дело с экспертом по
физике моря. И кроме того, мой отец боготворил Галилея.
Лэнгдон рассмеялся. Однако искали они вовсе не этот трактат.
Лэнгдон сказал, что Галилей, находясь под домашним арестом, написал не только
«Трактат». Историки считают, что за это время из-под его пера вышла и небольшая
брошюра под названием «Диаграмма».
— Полностью труд называется «Diagramma della
Verita», — уточнил Лэнгдон. — «Диаграмма истины».
— Никогда о ней не слышала.