— Четыре кардинала. Четыре церкви. Четыре алтаря науки.
— Неужели вы хотите сказать, что те четыре храма, в
которых должны быть принесены в жертву кардиналы, являются вехами на древней
тропе к Храму Света? — изумленно спросила Виттория.
— Думаю, что это именно так.
— Но почему убийца дал нам в руки ключ к разгадке?
— А почему бы ему этого не сделать? — ответил
вопросом на вопрос Лэнгдон. — Мало кому из историков известно об этих
скульптурах. А из тех, кто о них слышал, очень немногие верят в их
существование. Местонахождение статуй оставалось тайной четыреста лет.
Иллюминаты уверены, что их секрет вполне продержится еще пять часов. Кроме
того, им теперь не нужен этот Путь просвещения. Их тайное убежище скорее всего
давным-давно перестало существовать. Иллюминаты ныне живут в реальном мире.
Теперь они встречаются на заседаниях советов директоров банков, в фешенебельных
клубах и на частных полях для игры в гольф. Этим вечером они намерены раскрыть
свои тайны. Наступает их звездный час. Они открыто появляются на мировой сцене.
Лэнгдон не упомянул о том, что драматическое появление
иллюминатов на сцене может сопровождаться демонстрацией специфической симметрии
их мировоззрения. Четыре клейма. Убийца поклялся, что каждый из кардиналов
будет заклеймен особым символом. Это докажет, что древние легенды соответствуют
истине, — так, кажется, сказал убийца. Легенда о четырех клеймах с
амбиграммами была столь же древней, как и рассказы о самом братстве
«Иллюминати». Четыре слова — «земля», «воздух», «огонь» и «вода» — были
изображены на клеймах абсолютно симметрично, так же как слово «Иллюминати»,
выжженное на груди Леонардо Ветра. Каждый кардинал будет заклеймен знаком
одного из древних элементов науки. Слухи о том, что слова на клеймах были на
английском, а не итальянском языке, вызвали в среде историков ожесточенные
споры. Появление английских слов могло показаться случайным отклонением от
нормы… Но Лэнгдон, как и другие исследователи, прекрасно знал, что иллюминаты
ничего не делают случайно.
Лэнгдон свернул на вымощенную кирпичом дорожку, ведущую к
зданию архива. Ученого одолевали мрачные мысли. Замысел иллюминатов, их заговор
против церкви начал представать перед ним во всей грандиозности. Братство
поклялось хранить молчание ровно столько времени, сколько нужно, и следовало
этой клятве с удивительным терпением. И вот настал час открыто провозгласить
свои цели. Иллюминаты накопили такие силы и пользуются таким влиянием, что
готовы без страха выйти на авансцену мировых событий. Им больше не надо
скрываться. Они готовы продемонстрировать свое могущество, чтобы мир узнал о
том, что все мифы и легенды о них полностью соответствуют реальности. Сегодня
они готовились осуществить пиаровскую акцию поистине глобального масштаба.
— А вот и наше сопровождение, — сказала Виттория.
Лэнгдон увидел швейцарского гвардейца, торопливо шагающего
по лужайке к главному входу в архив.
Увидев их, гвардеец замер. У него был вид человека, которого
внезапно начали преследовать галлюцинации. Не говоря ни слова, он отвернулся,
извлек портативную рацию и начал что-то лихорадочно говорить в микрофон.
Добропорядочный католик, видимо, требовал подтверждения полученного ранее
приказа. Настолько поразил его вид американца в твидовом пиджаке и девицы в
коротеньких шортах. Из динамика послышалось нечто похожее на лай. Слов Лэнгдон
не расслышал, но смысл сказанного не оставлял места для сомнения. Швейцарец
сник, спрятал рацию и повернулся к ним с выражением крайнего недовольства на
лице.
За все время, пока гвардеец вел их к зданию, никто не
проронил ни слова. Они прошли через четыре закрытые на ключ стальные двери, два
изолированных тамбура, спустились вниз по длинной лестнице и оказались в
вестибюле с двумя цифровыми панелями на стене. Гвардеец набрал код, и, миновав
сложную систему электронных детекторов, они наконец оказались в длинном
коридоре, заканчивающемся двустворчатыми дубовыми дверями. Швейцарец
остановился, еще раз с головы до пят оглядел своих спутников и, что-то
пробормотав себе под нос, подошел к укрепленному на стене металлическому
коробу. Открыв тяжелую дверцу, он сунул руку в коробку и набрал очередной код.
Повернувшись к ним лицом, швейцарец впервые открыл рот:
— Архив находится за дверью. Я получил приказ
сопровождать вас до этой точки и вернуться для получения дальнейших указаний.
— Значит, вы уходите? — спросила Виттория.
— Швейцарские гвардейцы в тайный архив не допускаются.
Вы находитесь здесь только потому, что коммандер получил на этот счет прямое
указание от камерария.
— Но как мы отсюда выйдем?
— Система безопасности действует только на вход. При
выходе никаких сложностей не возникнет.
На этом беседа завершилась. Бравый гвардеец развернулся на
каблуках и зашагал по коридору.
Виттория что-то сказала, но Лэнгдон ее не слышал. Все его
внимание было обращено на тяжелые двустворчатые двери, находящиеся перед ним, и
на тайны, которые за ними скрываются.
Глава 47
Камерарий Карло Вентреска знал, что времени у него в обрез,
но тем не менее шел очень медленно. Ему хотелось побыть одному, чтобы хоть
немного собраться с мыслями перед молитвой открытия, которую ему предстояло
произнести. За последние дни произошло столько событий… Заботы этих пятнадцати
дней тяжким бременем легли на его плечи и теперь отдавались болью во всем теле.
Он скрупулезно, до последней буквы, выполнял все возложенные
на него священные обязанности.
Согласно традиции, именно камерарий должен официально
подтвердить смерть папы. Ближайший помощник покойного был обязан приложить
пальцы к сонной артерии своего шефа и, убедившись, что пульса нет, трижды
провозгласить имя усопшего. Закон запрещал проводить вскрытие. После этого
камерарий опечатывал спальню папы, уничтожал папское «кольцо рыбака»,
[61]
разбивал формы для изготовления свинцовых печатей и приступал
к организации похорон. После завершения печального обряда камерарий начинал
готовить конклав.