— Перед вами прототип «Боинга Х-33», — продолжал
пилот. — Однако уже сегодня существуют десятки других моделей. У
американцев, русских, британцев. Будущее за ними, нужно только некоторое время,
чтобы внедрить их в сферу общественного транспорта. Так что можете прощаться с
обычными реактивными самолетами.
— Лично я предпочел бы обычный, — искренне
признался Лэнгдон, с опаской поглядывая на титанового монстра.
Пилот подвел его к трапу.
— Сюда, пожалуйста, мистер Лэнгдон. Смотрите не
споткнитесь.
Через несколько минут Лэнгдон уже сидел в пустом салоне.
Пилот усадил его в первом ряду, заботливо застегнул на нем ремень безопасности
и скрылся в носовой части самолета. К его удивлению, салон напоминал те, к
которым уже привыкли пассажиры широкофюзеляжных лайнеров. Единственное отличие
состояло в том, что здесь не было ни одного иллюминатора. Лэнгдону это
обстоятельство пришлось не по душе. Всю жизнь его преследовала умеренной
тяжести клаустрофобия — следствие одного инцидента в раннем детстве, избавиться
от которой до конца он так и не сумел.
Эта боязнь замкнутого пространства никоим образом не
сказывалась на здоровье Лэнгдона, но причиняла ему массу неудобств и потому
всегда его раздражала. Проявляла она себя в скрытой форме. Он, например,
избегал спортивных игр в закрытых помещениях, таких как ракетбол и сквош. Он
охотно, даже с радостью выложил круглую сумму за свой просторный викторианский
дом с высоченными потолками, хотя университет был готов предоставить ему куда
более дешевое жилье. Лэнгдона частенько навещали подозрения, что вспыхнувшая в
нем в юности тяга к миру искусства была порождена любовью к огромным музейным
залам.
Где-то под ногами ожили двигатели, корпус самолета отозвался
мелкой дрожью. Лэнгдон судорожно сглотнул и замер в ожидании. Он почувствовал,
как самолет вырулил на взлетную полосу. Над его головой негромко зазвучала
музыка «кантри».
Дважды пискнул висящий на стене телефон. Лэнгдон снял
трубку.
— Алло!
— Как самочувствие, мистер Лэнгдон?
— Не очень.
— Расслабьтесь. Через час будем на месте.
— Где именно, нельзя ли поточнее? — Только сейчас
до него дошло, что он так и не знает, куда они направляются.
— В Женеве, — ответил пилот, и двигатели
взревели. — Наша лаборатория находится в Женеве.
— Ага, значит, Женева, — повторил Лэнгдон. —
На севере штата Нью-Йорк. Кстати, моя семья живет там, неподалеку от озера
Сенека. А я и не знал, что в Женеве есть физическая лаборатория.
— Не та Женева, что в штате Нью-Йорк, мистер
Лэнгдон, — рассмеялся пилот. — А та, что в Швейцарии!
Потребовалось некоторое время, чтобы до Лэнгдона дошел весь
смысл услышанного.
— Ах вот как? В Швейцарии? — Пульс у Лэнгдона
лихорадочно зачастил. — Но мне показалось, вы говорили, что нам лететь не
больше часа…
— Так оно и есть, мистер Лэнгдон! — коротко
хохотнул пилот. — Эта малышка развивает скорость 15 M.
[5]
Глава 5
Убийца ловко лавировал в толпе, заполнившей шумную улицу
большого европейского города. Смуглый, подвижный, могучего телосложения и все
еще взбудораженный после недавней встречи.
Все прошло хорошо, убеждал он себя. Хотя его работодатель
никогда не показывал ему своего лица, само общение с ним было большой честью.
Неужели после их первого контакта прошло всего лишь пятнадцать дней? Убийца
помнил каждое слово из того телефонного разговора.
— Меня зовут Янус, — представился его
собеседник. — Нас с вами связывают почти кровные узы. У нас общий враг.
Говорят, вы предлагаете желающим свои услуги?
— Все зависит от того, кого вы представляете, —
уклончиво ответил убийца.
Собеседник сказал ему и это.
— Вы шутите?
— Так, значит, вы о нас слышали?
— Конечно. О братстве ходят легенды.
— Ну вот, а вы сомневаетесь.
— Так ведь все знают, что братья давно превратились в
прах.
— Всего лишь блестящая тактическая уловка с нашей
стороны. Согласитесь, самый опасный противник тот, кого все перестали
опасаться.
— Значит, если я вас правильно понял, братство
выжило? — по-прежнему недоверчиво произнес убийца.
— Именно так, только оно ушло в еще более глубокое
подполье. Мы проникаем повсюду… даже в святая святых нашего самого заклятого
врага.
— Но это же невозможно. Эти враги неприступны и
неуязвимы.
— У нас очень длинные руки.
— Но не настолько же!
— Очень скоро вы в этом сами убедитесь. Уже получено
неопровержимое доказательство всемогущества братства. Один-единственный акт
измены — и…
— И как вы поступили?
Собеседник посвятил его в подробности.
— Невероятно. Просто немыслимо! — воскликнул
убийца.
На следующий день газеты разнесли эту сенсацию по всему
миру. Убийца обрел веру.
И вот сейчас, пятнадцать дней спустя, он уже настолько
укрепился в этой своей вере, что не испытывал более ни тени сомнений. Братство
живет, ликовал он. Сегодня они явятся белому свету, чтобы показать всем свою
неодолимую силу.
Убийца пробирался хитросплетениями улиц, его темные глаза
зловеще и в то же время радостно мерцали от предвкушения предстоящих событий.
Его призвало служить себе одно из самых тайных и самых страшных сообществ среди
тех, которые когда-либо существовали на этой земле. Они сделали правильный
выбор, подумал он. Его умение хранить секреты уступало только его умению
убивать.
Он служил братству верой и правдой. Расправился с указанной
жертвой и доставил требуемый Янусу предмет. Теперь Янусу предстоит применить
все свои силы и влияние, чтобы переправить предмет в намеченное место.
Интересно, размышлял убийца, как Янусу удастся справиться с
подобной, практически невыполнимой задачей? У него туда явно внедрены свои
люди. Власть братства, похоже, действительно безгранична.