Отшатнулся Тарака, и, оглянувшись, уставился на него Яма. В
этот миг подскочил в воздух лежавший на земле меч Индры и устремился прямо Яме
в грудь.
Обеими руками схватил бог смерти лезвие Громоваджры, когда
оставались тому до его сердца лишь считанные дюймы. Но продолжало смертоносное
оружие надвигаться, и потекла на землю кровь из разрезаемых им ладоней Ямы.
Обратил Брахма на Владыку Адова Колодезя свой смертный
взгляд, взгляд, который черпал теперь жизнь и из него самого.
Острие коснулось Ямы.
Он, поворачиваясь боком, ринулся в сторону, и вспороло оно
ему кожу от ключицы до плеча.
Копьями стали тогда глаза его, и потерял ракшас человеческий
облик, обратившись в дым. Голова Брахмы упала ему на грудь.
И сумел возопить еще Тарака, завидев, что скачет к нему на
белом коне Сиддхартха, а воздух вокруг него потрескивает и пахнет озоном:
— Нет, Бич! Умерь свою силу! Моя смерть принадлежит
Яме…
— Глупый демон! — отклинулся Сэм. — Не надо
было…
Но Тараки уже не было.
Яма, упав рядом с Брахмой на колени, затягивал жгут вокруг,
того, что осталось у павшего бога от левой руки.
— Кали! — звал он. — Не умирай! Ответь мне,
Кали!
Брахма судрожно втянул воздух, глаза его на миг
приоткрылись, но тут же закрылись вновь.
— Слишком поздно, — пробормотал Ниррити. Он
повернул голову и посмотрел на Яму.
— Или, скорее, как раз вовремя. Ведь ты же Азраил, не
так ли? Ангел Смерти…
Яма ударил его ладонью по лицу, и полоса крови из его руки
осталась на лице у Черного.
— «Блаженны нищие духом, ибо их есть Царство
Небесное, — сказал Ниррити. — Блаженны плачущие, ибо они утешатся.
Блаженны кроткие, ибо они наследуют землю».
Яма еще раз ударил его.
— «Блаженны алчущие и жаждущие правды, ибо они
насытятся. Блаженны милостивые, ибо они помилованы будут. Блаженны чистые
сердцем, ибо они Бога узрят…»
— «И блаженны миротворцы, — перебил Яма, —
ибо они будут наречены сынами Божьими». Где ты найдешь здесь место для себя,
Черный? Чей сын ты, что сотворил все это?
Ниррити улыбнулся и сказал:
— «Блаженны изгнанные за правду, ибо их есть Царство
Небесное».
— Ты безумец, — сказал Яма, — и поэтому я не
буду лишать тебя жизни. Подыхай сам, когда придет твое время. Его уже недолго
ждать.
И, подняв с земли Брахму, он направился с ним на руках в
сторону города.
— «Блаженны вы, когда будут поносить вас, —
продолжал Ниррити, — и гнать и всячески неправедно злословить за Меня…»
— Воды? — спросил Сэм, доставая флягу и приподнимая
голову Ниррити.
Ниррити взглянул на него, облизнул губы и слабо кивнул. Сэм
влил ему в рот немного воды.
— Кто ты? — спросил умирающий.
— Сэм.
— Ты? Ты вновь восстал?
— Это не в счет, — промолвил Сэм. — Я тут, в
общем-то, ни при чем.
Слезы наполнили глаза Черного.
— Значит, победа будет за тобой, — выдавил он из
себя. — Не могу понять, как Он допустил такое…
— Это лишь один из миров, Ренфрю. Кто знает, что
происходит на других? И к тому же это отнюдь не та борьба, в которой я хотел бы
победить, ты же знаешь. Мне жаль тебя и жаль, как все сложилось. Я согласен со
всем, что ты сказал Яме, согласны с этим и все последователи того, кого они
называли Буддой. Я уже и не припомню, был ли им я сам, или же это был кто-то
иной. Но теперь я ухожу от него. Я опять стану человеком, и пусть люди
сохраняют того Будду, который есть у них в сердце. Каким бы ни был источник,
послание было чистым, верь мне. Только поэтому оно обрело корни и разрослось.
Ренфрю сделал еще один глоток.
— «Так всякое дерево доброе приносит и плоды
добрые», — сказал он. — Воля превыше моей положила, чтобы умер я на
руках у Будды, положила миру сему такой путь… Даруй мне свое благословение,
Гаутама, ибо я умираю…
Сэм опустил голову.
— Ветер мчит на юг и вновь возвращается на север. Весь
мир — круговращение, и следует ветер его круговороту. Все реки текут в море, и
однако, море не переполняется. К истоку рек возвращаются вновь их воды. То, что
было, это то, что будет; то, что свершено, будет свершено. Нет воспоминаний о
бывшем, и не будет воспоминаний о том, что будет с теми, кто придет позже…
И он накрыл Черного своим белым плащом, ибо тот был мертв…
Яна Ольвегга принесли в город на носилках. Сэм сразу же
послал за Куберой и Нарадой, чтобы они встречали его в Палате Кармы, ибо ясно
было, что в нынешнем своем теле Ольвеггу долго не протянуть.
Когда они вошли в Палату, Кубера споткнулся о мертвое тело,
лежавшее чуть ли, не на пороге.
— Кто это? — спросил он.
— Один из Хозяев.
Тела еще троих служителей желтого колеса лежали в коридоре,
ведущем к центральным передатчикам. Все трое были вооружены.
Еще одного обнаружили уже у самых машин. Выпад неведомого
клинка пришелся точно в центр желтого круга у него на груди, отчего он стал
похож на использованную мишень. Из открытого рта так и не успел вырваться
предсмертный вопль.
— Уж не горожан ли рук это дело? — спросил
Нарада. — С каждым годом к Хозяевам относились все хуже и хуже. Должно
быть в горячке битвы…
— Нет, — возразил Кубера, приподняв покрытую
пятнами крови простыню, прикрывавшую лежавшее на операционном столе тело.
Поглядев на него, он вновь расправил полотнище.
— Нет, это не горожане.
— Кто же тогда?
Он вновь посмотрел на стол.
— Это Брахма, — объяснил он.
— О!
— Кто-то, вероятно, заявил Яме, что не даст ему
использовать машины для переноса.
— Ну а где тогда Яма?
— Понятия не имею. Но мы должны поспешать, если
собираемся обслужить Ольвегга.
— Да. Вперед!
Высокий юноша явился во Дворец Камы и спросил Господина
Куберу. На плече у него ослепительно сверкало копье, когда он нетерпеливыми
шагами мерил в ожидании комнату.
Кубера вошел, смерил взглядом копье, юношу и сказал всего
одно короткое слово.