Четыре на четыре, не считая душки Фионы, озарявшей своей
ослепительной красой пространство посередине, между двумя группировками.
Самоуверенная до мозга костей и наслаждавшаяся своей самоуверенностью, она
повернулась к овальному зеркалув темной резной раме, висевшему между двумя
высокими книжными шкафами, и принялась поправлять выбившуюся золотистую прядь у
левого виска.
Что-то вспыхнуло на ковре у ее ног — что-то
зеленовато-серебристое.
Мне хотелось и выругаться, и рассмеяться одновременно. Вот
мерзавка! Вечно выпендривается! И восхитительна, как всегда. Совершенно не
изменилась. Сдержав и проклятия, и улыбку, я шагнул было к ней, ибо она знала,
что я поступлю именно так.
Меня опередил Джулиан. Опередил всего на мгновение — он
стоял на шаг ближе. Он наклонился и поднял с ковра оброненную Фионой вещицу.
— Твой браслет, сестричка, — ласково проговорил
Джулиан. — Этот дурашка зачем-то решил удрать с такой прелестной ручки!
Позволь...
Фиона протянула руку, одарив Джулиана загадочной улыбкой и
взглядом из-под пушистых ресниц. Джулиан застегнул на ее запястье цепочку с
изумрудами, сжал руку Фионы и обернулся к компании у противоположной стены,
которая просто пожирала глазами его и Фиону, хотя все изо всех сил делали вид,
что увлечены разговором.
— Пойдем к нам, — предложил Джулиан. — Уверен, новый
анекдот тебе понравится.
Фиона улыбнулась еще загадочнее и высвободила руку.
— Спасибо, родной. Я наверняка посмеюсь от души, когда
услышу ваш анекдот. Боюсь, как обычно, последней. – Она обернулась и взяла меня
за руку. – Однако же, прямо сейчас меня мучит иное желание. Хочется вина.
Я под руку отвел Фиону к буфету и проследил, чтобы вином ее
не обделили. Пять на четыре.
Джулиан, который всегда отличался умением скрывать эмоции,
принял решение чуть позже и последовал за нами. Он сам налил себе бокал до
краев, отхлебнул, секунд десять-пятнадцать молча смотрел на меня, затем
произнес:
— Вроде бы все в сборе. Когда ты собираешься перейти к
делу?
— Ход сделан, и ждать больше незачем, — вздохнул я с
облегчением. —Пора, — обратился я ко всем сразу. — Устраивайтесь поудобнее.
Братья и сестры подошли поближе. Сдвинули кресла, расселись.
Разлили вино по бокалам. Через минуту все были готовы слушать меня.
— Благодарю вас, — сказал я, когда шум затих. — Мне
хотелось бы многое вам рассказать, и кое-что сказать необходимо. Это связано с
событиями, произошедшими раньше. К ним-то мы и обратимся. Рэндом, поведай,
пожалуйста, всем то, о чем говорил мне вчера.
— Хорошо, — отозвался Рэндом.
Я уселся на стул, а Рэндом встал и сел, как раньше я, на
краешек стола. Я, наклонив голову, снова выслушал рассказ о том, как его вызвал
Бранд и как он попытался спасти брата. На сей раз Рэндом излагал события более
сжато, не вдаваясь в описание своих чувств и сомнений, которые, однако,
виделись мне вполне отчетливо. Ощущали их и остальные — воцарилось молчаливое
понимание. Я это предвидел и именно поэтому хотел, чтобы первым говорил Рэндом.
Если бы начал я и принялся выкладывать все свои подозрения, меня бы наверняка
сочли закоренелым умельцем выгораживать свою персону и я бы незамедлительно
услышал, как один за другим с лязгом защелкиваются засовы на дверях сознания
моих дорогих братцев и сестриц. А так — что бы ни говорил Рэндом, какие бы
мысли он ни высказывал (пусть даже те, которые мне не хотелось услышать), они
выслушают его, и услышат даже то, о чем он промолчит, и будут удивляться,
задумываться. Они будут перебирать версии, пытаясь угадать, ради чего же мне
понадобилось созвать их всех вместе. И я выиграю время, необходимое для того,
чтобы успели пустить корни те предпосылки, на которые можно будет опереться
грядущим доказательствам. А еще они будут гадать — сумеем мы представить
доказательства или нет. Кстати, это и мне небезынтересно.
Словом, я ждал и смотрел, как все слушают Рэндома, —
бесполезное, но неизбежное упражнение. Даже не подозрительность, а элементарное
любопытство требовало, чтобы я следил за лицами своих милых родственников — их
реакциями, догадками. За лицами, которые мне были так знакомы. И делал выводы в
пределах своего понимания.
И, конечно же, я ничего не увидел. Вероятно, правы те, кто
утверждает, что при первой встрече с человеком ты просто смотришь на него и
только, а во время последующих встреч между вами происходит нечто вроде
ментального рукопожатия. У меня слишком ленивый ум, чтобы верить этому
бесповоротно, да еще и пользоваться этой точкой зрения, возводя ее в ранг
закона. Такая работа не по мне. На этот раз я трудился изо всех сил, но не
добился ровным счетом ничего. Джулиан напялил обычную маску усталости и легкого
удивления. Джерард, казалось, злится, поражается и задумывается попеременно.
Бенедикт слушал мрачно, скептически. Ллевелла сидела печальная и непроницаемая,
как всегда. Дейдра слушала как бы вполуха, Флора — с молчаливым согласием, а
Фиона за всеми приглядывала, включая и меня, — видимо, составляла свой
собственный каталог реакций.
Речь Рэндома безусловно произвела впечатление. Никто себя,
конечно, не выдал, но скука пропала, а прежние подозрения уступали место новым.
Всем нашим было интересно. Даже увлекательно. И разумеется, у всех возникли
вопросы – сперва несколько, потом целый поток.
— Погодите, — прервал я родственников. — Дайте ему
закончить. Расскажет до конца — и кое-что прояснится само по себе. Об остальном
спросите потом.
Кто-то кивнул, кто-то пробурчал что-то под нос, и Рэндом,
продолжив рассказ, довел его до конца. То есть до драки с мерзавцами,
ворвавшимися в дом Флоры, не забыв указать, что мерзавцы были точно такие же,
как тот, что напал на Каина. Флора подтвердила эту часть истории.
Пришло время расспросов, и я с утроенным вниманием стал
следить за братьями и сестрами. Покуда речь будет идти о рассказе Рэндома — все
нормально. Мне было важно избавиться от подозрений, что за всем происходящим
стоит кто-то из наших. Как только с этим будет покончено, разговор переключится
на меня и резко запахнет жареным. Тогда-то и польются всяческие недобрые речи и
создастся настроение, которое мне было вовсе не на пользу. Первым делом —
доказательства, оттяжка по возможности разбирательства, потом надо обозначить
виновника, если удастся, и укрепить свою позицию.
Так что я смотрел и ждал. Когда почувствовал, что роковое
мгновение вот-вот пробьет, я резко остановил часы.
— Мы бы могли не прибегать ни к каким дискуссиям и
размышлениям, располагай мы точными фактами, — сказал я. — А факты можно
получить прямо сейчас. Для этого я вас всех и собрал.
Сработало. Получилось! Внимание. Готовность, может быть,
даже желание.
— Я предлагаю разыскать Бранда и забрать его домой, —
торопливо добавил я. — Прямо сейчас. Немедленно.