Дилвиш фыркнул и потянулся вверх.
* * *
В темном платье, закутавшись в зеленую шаль, старуха сидела
на небольшом возвышении в углу длинного подземного зала. В настенных
светильниках горели свечи, превращая в жидкость покрывавший стены и потолок
лед. Недалеко от ног старухи чадила на камне масляная лампа. Что-то бормоча
себе под нос, она достала завернутые в платок хлебцы.
Рядом темнели три тяжелые деревянные двери, перехваченные
стальными полосами. Над ними виднелись крохотные глухие оконца. За дверью в
центре послышался неясный шум, но она ничего не расслышала.
С неровного каменного потолка падали капли, образуя на полу
небольшие бесформенные лужицы. По полу была разбросана солома. Монотонные звуки
сливались с заунывным пением.
— Мои крошки, мои миленькие, — пела она. —
Придите к Мег, придите к Мамочке Мег.
В дальнем углу слева от дверей кто-то закопошился в соломе.
Старуха поспешно отломила кусок хлеба и бросила его туда. Послышались шорохи и
звуки борьбы. Она кивнула, откинулась назад и улыбнулась.
Где-то, возможно из-за центральной двери, послышался глухой
стон. Старуха на мгновение прислушалась, но стон не повторился.
Она бросила еще кусочек хлеба в тот же угол. Звуки стали
более частыми и отчетливыми. Солома вздыбилась и рухнула на пол. Бросив еще
кусок, старуха поджала губы и что-то прощебетала.
Мег принялась бросать все новые и новые куски.
— Мои крошки, — запела она снова, в то время как с
десяток крыс подбежали ближе, набросились на хлеб и принялись его жадно
поглощать. Из темных углов на свет выползали все новые и новые особи,
бросающиеся в схватку. Отдельные попискивания стали громче и переросли в
настоящую какофонию.
Смеясь, старуха бросила еще несколько кусочков недалеко от
себя. В борьбу уже вступило порядка сорока крыс.
Из-за средней двери донесся звон цепей, а затем снова стон.
Маклонившись вперед, старуха поставила лампу справа у стены. Разломив еще
хлебец, она разбросала мякиш у себя под ногами. Вокруг возились крысы,
приближаясь все ближе и ближе. Визг нарастал.
Послышался тяжелый звон цепей и стон, значительно более
громкий. Чтото задвигалось внутри камеры, с силой ударившись о дверь. Дверь
содрогнулась, и новый стон перекрыл визжание крыс. Слегка дернувшись, старуха
бросила взгляд на дверь.
Новый удар напоминал удар по барабану. На мгновение среди
решетки проглянуло что-то похожее на огромный глаз.
Стон нарастал, и в нем словно доносились слова:
— Мег! Мег!
Привстав, Мег взглянула на дверь в камеру. Следующий удар,
еще более звонкий, заставил дверь тяжело дрогнуть. Крысы уже подобрались к
ногам старухи, вставали на задние лапки, танцуя. Она погладила одну, другую…
Она кормила их прямо из рук.
Из камеры донесся звук, не похожий на прежние.
— …Ммммегг… Ммег… — слышалось в нем. Старуха снова
подняла голову. Она уже собиралась привстать, как вдруг ей на бедро прыгнула
крыса. Другая вскарабкалась по спине и уселась на правом плече.
— Милые крошки… — произнесла она, погладив одну и
прижавшись щекой к другой. — Милые…
Раздался звон цепей, за ним последовал сильнейший удар в
дверь, но старуха уже не обратила на это внимания, ведь ее милые крошки
танцевали и играли для нее.
* * *
Из гардероба Рина вытаскивала платье за платьем. Вся комната
уже была полна платьями и плащами, шарфами и шляпами, пальто и ботинками,
нижним бельем и перчатками, ворохом наваленными на кровать, стулья и две
скамьи.
Покачав головой, девушка сделала круг по комнате, оглядывая
наряды. Проходя второй раз, она сняла с одной из вешалок платье и перекинула
его через левую руку. Затем с крюка взяла тяжелую меховую шубу, отдав одежду
высокому, бледному, молчаливому слуге, стоявшему у двери. Его испещренное
морщинами лицо напоминало того, кто прислуживал за обедом, — такое же
невыразительное, с пустыми глазами. Приняв одеяния, он принялся их упаковывать.
Рина передала слуге второе платье, шляпу, чулки и нижнее белье. Перчатки… Потом
два огромных одеяла, которые девушка извлекла из шкафа. Еще чулки… Все это было
упаковано в здоровенный мешок.
— Возьми этот мешок и еще один пустой, — проронила
она, направляясь к двери.
Выйдя из комнаты, девушка прошла через зал и стала
спускаться по лестнице. Держа мешок за горловину, слуга следовал за ней. Еще
один пустой мешок он прижал к себе свободной рукой.
Пройдя по коридорам, Рина оказалась в просторной кухне, где
в камине еще теплились угли. В трубе свистел ветер. Обогнув огромную доску для
рубки мяса, девушка повернула налево, в кладовую. Она осмотрела ящики, полки и
шкафы, оторвавшись лишь на минуту, чтобы съесть печенье.
— Дай мне мешок, — скомандовала она. — Нет,
не этот. Пустой.
Открыв его, Рина принялась наполнять его сушеным мясом,
головками сыра, винными бутылками, караваями хлеба. Остановившись, девушка еще
раз огляделась, а затем бросила туда же мешочки с чаем и сахаром. Туда же
отправились небольшой котелок и немного посуды.
— Возьми его тоже, — приказала Рина, покидая
кладовку.
Теперь она шла более осторожно. Сзади по пятам беззвучно
двигался слуга с двумя мешками в руках. Перед тем как продолжить путь, Рина
замирала и внимательно прислушивалась к шорохам и шумам в уголках и на
лестничных маршах. Однако, кроме доносящихся сверху криков, она ничего не
слышала. — Наконец она подошла к длинной узкой лестнице, уходящей вниз и
там теряющейся во тьме.
— Подожди.
Девушка подняла руки, свела их перед собой, нежно подула и
посмотрела на них. Между ладоней вспыхнула слабая искорка и погасла, но
зажглась снова, когда Рина что-то зашептала. Разведя руки, девушка продолжала
говорить. Перед ней в воздухе повис небольшой голубоватый огонек, постепенно
становясь больше и ярче. Девушка прошептала последнее слово, и огонек поплыл,
спускаясь по ступеням. Рина последовала за ним, а сзади шествие замыкал слуга.
Они спускались долго. Казалось, лестнице нет предела, а
огонек словно увлекал их за собой. Стены становились все более сырыми,
холодными, покрытыми узором из ледяных фигур. Девушка плотнее укуталась в плащ.
Минуты текли бесконечно долго.
Наконец лестница закончилась. В темноте окружавшие их стены
были едва видны. Девушка повернула влево, и огонек снова оказался перед ней.
Они прошли по длинному, слегка идущему под уклон коридору и
оказались у еще одной лестницы. Стены расширились, а когда девушка и слуга
стали спускаться, то каменный потолок исчез из виду.