Царица без трона - читать онлайн книгу. Автор: Елена Арсеньева cтр.№ 71

Димитрий держал в руках письмо короля Сигизмунда III, начинающееся обращением: «Дорогой брат и великий князь!» Письмо имело вид крайне жалкий: оно было смято, как если бы русский царь сначала не сдержал своего гнева, а потом спохватился.

– Но, ваше величество… – начал было Гонсевский, чувствуя себя весьма неуютно. – Титул императора не применяет к себе даже сам король польский…

– Что значит – сам?! – глянул на него Димитрий своими темно-голубыми глазами, и Гонсевскому почудилось, будто из очей разгневанного царя вылетел поистине адский синий пламень.

– Конечно, сам! – с дрожью в голосе промолвил Гонсевский. – Вы требуете цесарского титула на том основании, что предку вашему, киевскому князю Владимиру Мономаху, был дан такой титул от греческих императоров… Хорошо, пусть так. Но коли и в самом деле так, то титул императора скорее принадлежит королю польскому, ибо он теперь владеет Киевом.

– Велика важность! – хмыкнул Димитрий. – Мало ли кто теперь Киевом владеет! Киев – основа земли русской, он был, есть и останется русским, значит, русский царь и должен чествоваться кесарем и императором!

Тут покачнулся даже Мнишек, который и прежде-то отменно владел своим лицом, а уж живучи в Москве, приучился не показывать вовсе никаких чувств, чтобы, борони Боже, не разозлить кого-нибудь из русских, которые все как один были до крайности обидчивы. Но сейчас на его лице невольно отразился тот же священный ужас, который исказил и черты послов.

Как может русский царь говорить такое?! Ведь это все равно что признаться: рано или поздно он станет добиваться киевского княжения! О-е-ей, кажется, прав был великий канцлер Замойский, говоривший: «Ежели ваш Димитрий и впрямь сын Грозного, он никогда не оставит поляков в покое, вечно будет мстить за то унижение, которое некогда пережил от нашего Батория. Да ведь ненависть к полякам в крови у каждого истинного русского… и наоборот. Дружба меж нашими народами возможна лишь на краткое время!» Димитрий, кажется, и впрямь истинный сын Грозного, и натура отца себя еще покажет! И не дай Бог никому дожить до того времени!

Замойскому хорошо, он уже помер, но Гонсевский с Олесницким-то еще живы! И вот видят своими глазами, на своих шеях ощущают, каков на деле оказался претендент, которого поляки сделали русским царем. Себе на пагубу…

– Ваш король изволит издеваться надо мной и именовать Бог весть как, а между тем сестра его, принцесса Анна, прислала мне шкатулку с драгоценностями – не в подарок, добрые господа, а на продажу. Видимо, она меня еще ниже великого князя числит, в торговцы определила? – высокомерно вопросил Димитрий, и польские послы мгновенно вспотели в своих праздничных кунтушах. – Получается, у польского короля нету злотых, чтобы порадовать сестру, коли она при иноземных дворах побирается?!

Да, принцесса Анна сотворила большую глупость. Конечно, шкатулка, которую она прислала, сама по себе великолепна, и камни как на подбор, однако же почему было не сделать «брату-царю» просто подарок? Нет, жадность одолела вельможную панну, ибо знала: Димитрий заплатит щедро, он неравнодушен к предметам роскоши, а Марина – тем паче. Оттого во дворцах их собралось небывалое количество великолепных предметов, от которых дух захватывало даже у послов, бывавших при королевских дворах и видевших многое. Сами их новые дворцы тоже были зрелищем удивительным. Они были выстроены ближе к Москве-реке, подальше от угрюмых дворцов прежних русских царей. Здесь внутри дверные замки и гвоздики были позолочены, потолки превосходной ручной работы раскрашены, печки зеленые, изразцовые, с серебряными решетками, стены покрыты блестящими тканями: передняя комната, большая, вся была обтянута голубой персидской материей, а на окнах и дверях висели златотканые занавески; сиденья обиты были черной тканью с золотыми узорами; столы покрыты златоносными скатертями. За нею были три комнаты, обитые золотыми тканями с разными узорами в каждой для разнообразия. Большие сени перед передней комнатой уставлены были всевозможнейшей затейливой серебряной посудой с разными изображениями птиц, зверей, баснословных богов и прочего. Неудивительно, что среди такого роскошества прежний бродяга очень быстро оперился и почувствовал себя вольным на все… даже на отказ от прежних обязательств, которые были раньше такими прельстительными и манящими. Гонсевский не раз слышал, что папа римский засыпает русского царя письмами с требованиями исполнить все данные обещания. Их будто и не существовало никогда. Иезуиты втихомолку шлют ему проклятия и начинают понимать, что в России им вряд ли обломится обещанный жирный кус. Он не пошел ни на одну территориальную уступку, обещанную полякам. Он ведет себя так, словно родился законным сыном своего отца, а не от седьмой жены, словно вырос на ступеньках трона и получил шапку Мономаха по праву, а не взял силой и хитростью.

Конечно, он носит польское платье (Димитрий разумный человек и понимает, что оно гораздо удобнее русского), любит польские блюда (Марина со слезами уговорила его не подпускать близко к кухне русских поваров, которые своим искусством уморят и ее, и ее нежных фрейлин, а доверить приготовление пищи ее кухмистерам, которые умеют сделать лебяжьи ножки на меду или баранье легкое в шафране так, что от него потом не станет тяжело в желудке, а на сладкое подадут глазированные груши и мороженое, а не огурцы в меду, от которых у каждого нерусского человека пучит живот)… Димитрий даже телятину продолжает есть, вызывая этим какую-то истерическую ненависть соотечественников! Конечно, Димитрий с удовольствием танцует польские танцы, которые живее, подвижнее и приманчивее неповоротливых русских плясок. Он гордо улыбается, когда жену его называют польской нимфой, и не имеет ни малейшего намерения прятать ее от чужих взоров, держать в терему. Он назвал к себе в Москву иноземных музыкантов, и те каждый день играют для него, за что его готовы предать анафеме в каждой церкви! Но русские ничего не понимают! Их бесит, что Димитрий не таков, как благостные прежние цари, жиревшие на троне и больше всего охранявшие свое благолепие. А между тем при всей своей непохожести на предшественников он с каждым днем становится все более русским. Послы давно подмечали это. Сегодняшняя вспышка из-за титула – всего лишь еще одно проявление новой натуры Димитрия…

Впрочем, у него осталось одно хорошее свойство. Русский царь необычайно отходчив. Вот и сейчас – с улыбкою взглянул на Гонсевского, в которого только что метал громы и молнии, и велел чашнику передать ему кубок и в него собственноручно налил фряжского вина, какое ему было очень по нраву.

Кубок был очень красив, истинное чудо работы итальянских чеканщиков, а поскольку, по обычаю, подарок царю не возвращался, а забирался домой и считался знаком особого благоволения, Гонсевский не сдержал широкой улыбки. Во всяком случае, Димитрий небывало щедр!

Гонсевский поднес кубок к губам… и едва не поперхнулся, услышав подчеркнуто спокойный голос Димитрия: