Александра не двигалась и, казалось, не дышала. Константин тоже замер, опасаясь шевельнуть даже кончиком пальца. Так они стояли на рубеже, будто два войска на границе, ощущая даже самый малый трепет друг друга. Слышно было, как сверху, поддерживаемый с боков дворником Феоктистовым и доктором Германом, шаркая сапогами по ступенькам, спускается раненый Лейхфельд. Доктор приговаривал:
— Ша-жок… еще ша-жок… молодцом!..
Княжна подалась вперед и легко высвободилась. Не вырвалась, не оттолкнула, не отстранилась, а будто попросила подождать немного. Ушла, как золотой песок из прорехи в кисе старателя.
— Возьмите его одежду, — тихо сказала она и выскользнула за дверь.
В Санкт-Петербурге улицы расчищали от снега, что позволяло извозчикам не менять зимой колес на сани. Столичная извозчичья пролетка на стоячих рессорах, с неудобной низенькой спинкой, не позволяющей к ней прислониться, с узеньким сиденьем, на котором сидеть вдвоем можно было только обнявшись, стояла у парадного. Кучер в армяке разбирал вожжи и поправлял на спине белый жестяной билет с номером, висевшим на ремешке.
— Однако! — воскликнул доктор Герман. — Как же мы поедем?! Ты что, дурья твоя голова, — обратился он к дворнику, — не мог карету найти или хоть «калибер»
[3]
?! Княжна, вы его удержите?! Эх, не удержите… придется мне. Я сейчас влезу, а вы подсаживайте ко мне господина инженера под руки! Давайте, все дружно! Да за бок его не хватай, дубина! Там же рана! Сказано же: под руки!..
Рессоры скрипнули, пролетка качнулась, просела под тяжестью тел, извозчик оглянулся, недовольный.
— Пошел!! — торопливо крикнул счастливый Кричевский. — Мы с княжной пешком дойдем, не беспокойтесь! Тут близко!
Александра капризно дернула плечиком и пошла независимо вслед пролетке. Вот уж впрямь Шемаханская царица! Константин замешкался, отпуская дворника и талдыча в сотый раз, что ничего ему за случившееся не будет, а когда пустился ее нагонять, она уже миновала будку с подчаском и свернула на Обуховскую улицу.
Она не оглядывалась. Свежий ветер с близкой Невы налетал порывами, шевелил ее черные непокрытые волосы, на которые осуждающе косились встречные женщины. Константин догнал ее и некоторое время шел сзади, опасаясь начать разговор. Она сама его позвала.
— Встаньте рядом, а то выглядите, будто конвой! Сюда, сюда идите… И дайте мне вашу руку… Вот так. Человек с полицейским за спиной непременно наводит обывателя на неправильные мысли. И хотя мне это совершенно все равно, на вашей репутации может отразиться.
И она пошла, опираясь на его руку. Костя ощутил себя на «вершине блаженства», как любили выражаться его поэтические кумиры. Обуховская улица, знакомая с детства, грязная и кривая, показалась ему вдруг прекраснейшим местом на земле.
— Вы мусульманка, наверное, а как свободно себя держите! — восхищенно сказал он своей серьезной спутнице. — Свободнее наших женщин. У вас разрешается женщине ходить под руку с мужчиной?
— Не забывайте, что я княжна, — строго сказала Александра. — Мой отец воспитал меня в европейском просвещенном духе. Хотел послать на учебу в Сорбонну…
Голос ее прервался, и легкая рука, которую Константин Кричевский бережно нес на согнутом локте, напряглась и потяжелела. Молодой человек, чувствуя, что пауза эта неспроста, воздержался от вопроса, опасаясь навести спутницу на мрачные воспоминания. Она сама через несколько шагов заговорила, оказав тем самым ему немалое доверие.
— Его убили чечены… Во время беспорядков в Шемахе пять лет назад. Он поддерживал русских, это многим не нравилось, имамам особенно. Может, помните из газет Шемахское дело? Ах, нет, вы были тогда слишком малы! Я-то помню…
Она рукой поправила пряди волос, упавшие при быстрой ходьбе на ее прекрасное лицо. Доброе сердце юноши сжалось от сочувствия и жалости.
— Вам многое пришлось перенести… — тихо сказал он.
— Пустое! — решительно отрезала княжна. — Страдания мои — ничто! Никогда не следует увлекаться страданиями, запомните это! Этому меня научил мой отец! Он был… Он был великий мужчина! Богатырь! Воин! Джигитовал так, что молодежь завидовала! Он очень меня любил, носил на руках и всегда делал подарки! А мама… Моя мама была первая красавица во всем княжестве! Представляете, его родители долго противились неравному браку, но согласились, когда увидели, до чего она хороша! Они говорили по-французски… У нас в доме была изрядная библиотека… Вы представляете себе это — библиотека в Шемахе?!
Речь Александры сделалась прерывистой, нервной, она с каждым словом говорила все громче и громче и, казалось, не могла остановиться. Слегка напуганный такой экспрессией, Константин Афанасьевич попытался увести беседу в сторону от предмета, столь волнующего спутницу, и сказал:
— Что матушка ваша была красавица, это очевидно каждому столбу, а мне в особенности!
— Ха-ха-ха! — неожиданно заливисто, по-девчоночьи рассмеялась Александра, оборотив к молодому Кричевскому прекрасное смугловатое лицо, открывая под полными чувственными губами белоснежные ровные зубы. — Вы хоть сами поняли, что сказали?! Какой вы смешной, право!..
Переходы ее от трагического настроения к комическому и веселому были скоры и непредсказуемы, очевидно, вследствие перенесенных несчастий.
— Вас, должно быть, напугал выстрел вашего… друга? — спросил Константин, радуясь тому, что спутница его пришла в хорошее расположение духа, был готов еще хоть сто раз предстать перед ней в смешном свете. Даже упоминание об инженере Лейхфельде не испортило его радость…
— Нет, нимало, — отвечала она, надвигая края салопа на лицо и пряча под ним волосы. — Я привыкла к подобным неожиданностям, и звучанье выстрелов меня не пугает. Опасность надо встречать гордо! Так учил меня мой отец…
— Надо же… — сказал Костя. — Никогда бы не подумал…
— А вы привыкли видеть в женщине безмозглое и безвольное создание?! Она для вас лишь средство, подобное домашнему скоту?!
— Нет-нет, что вы! Я хотел сказать: никак не мог подумать сегодня поутру, что встречу вас! Впервые иду под руку с княжной…
— Это так важно для вас? Вы верите в сословные предрассудки?! Так ли важно, кем человек родился? Важно, кем он себя ощущает! Душа важна! Нельзя приобрести высокую душу по праву рождения. Мы все равны перед нашими богами — и крестьянин, и император!
— Да вы революционерка! — вскричал, дурачась, Константин. — Заговорщица! Я вас арестовать немедля должен!
— Боже мой! — притворно испугалась она. — Я совсем забыла, что иду под руку с полицейским! Как вы коварно меня увлекли разговорами… Просто зубы заговорили! Да с вами надо держать ухо востро!
— Я буду счастлив арестовать вас… на всю жизнь, — тихо сказал Костя, но Сашенька сделала вид, что не расслышала последней фразы.
Так, шутя и балагуря, они незаметно дошли до квадратного здания новой Обуховской больницы.