Беспокойный отпрыск кардинала Гусмана - читать онлайн книгу. Автор: Луи де Берньер cтр.№ 61

После глубокого сна кардинал проснулся освеженным, ощущая легкое опьянение от кислородной маски, которой его привели в чувство.

– А есть ли необходимость в операции? Я чувствую себя превосходно, и живот уже не такой тугой.

– Разумеется, это необходимо, мой дорогой кардинал. У вас внутри очень большая опухоль, просто гигантская, и я собираюсь замариновать ее в формальдегиде и передать в университет. Она станет известна как «тератома Тапабалазо», а мы с вами обессмертим свои имена. Я просто невероятно благодарен вам – вы обладаете поистине великолепным наследственным изъяном.

– Тератома? – задумчиво произнес кардинал, еще помнивший греческий язык. – Вы хотите сказать, это какой-то уродец?

– Вы великолепно схватываете этимологию, ваше преосвященство. Это уродец в самом прямом и буквальном смысле. По сравнению с ним все эти метафорические и мифические чудища – просто недоразумение какое-то. – Тапабалазо взглянул на кардинала через очки-половинки и снисходительно улыбнулся. – Похоже, мы имеем здесь великолепный экземпляр новообразования, которое развивалось в вас с момента вашего рождения. Это беспорядочное нагромождение физиологических компонентов, которые быстро и бессистемно разрастались из полипотентного зародыша. Надеюсь обнаружить в них кости, зубы, зачатки мышц, мочевого канала и кишечного тракта, нервные волокна, спинномозговое вещество и, если повезет, ухо. Разрешите мне помечтать! А вдруг найду сальные, потовые, апокринные железы и железы внутренней секреции? А что, если там немиелинные и миелинные нервные волокна и прекрасно сформировавшийся периневрий? Как бы хотелось обнаружить нервные узлы всех видов, эпителий и желудочковые полости, которые природа осмотрительно снабдила сосудистыми сплетениями. Вполне возможно, там окажутся кисть руки или ступня, но лучше бы, конечно, половые органы. Дорогой кардинал, я ведь нашел глаз и много волос, но, к сожалению, в этом организме уже начался процесс распада и разложения. У вас в брюшной полости немало всякой шелухи, продуктов выделений; полагаю, и вы, и ваше невероятное потомство постепенно ими отравлялись. Подумайте об этом с богословской точки зрения. – В глазах у доктора блеснул насмешливый огонек. – Я ведь повторю чудо непорочного появления на свет, хоть и прибегну к кесареву сечению. Партеногенез! Настоящее чудо!

Пространное выступление произвело на кардинала совсем не то впечатление, какого доктор ожидал. Пациент был совершенно сломлен; он прямо на глазах перешагнул порог, за которым начинается длинный коридор к смерти.

– Вы сказали, у уродца есть нервные волокна? И мозговое вещество?

– Ну, это уж как повезет. Думаю, в тератоме найдутся образцы мозжечковой коры. Там может быть все, что обычно извлекается из эктобласта, то есть любой признак человеческого организма. Представьте, что вы пропустили эмбрион через мясорубку, а потом дали ему расти; у него будет все, но абсолютно бессистемно. Настоящее чудище.

– Я не могу дать согласия на его удаление.

– Господи боже мой! Почему?

– Если у него есть нервные волокна и мозговое вещество, он может обладать сознанием, и убрать его – значит, убить.

Заявление шокировало доктора Тапабалазо и позабавило.

– Дорогой кардинал, я очень сильно сомневаюсь, что у него есть сознание. Но если и так, мы же убиваем и едим животных, а уж они-то все понимают и чувствуют.

– Мы говорим о человеческом существе, доктор. То, что вы предлагаете, – по сути, аборт, а значит, убийство. Лучше бы вы дали мне умереть естественной смертью. С ним внутри.

– Но оно же не сформировалось! У него не может быть сознания! Кроме того, разве я не сказал, что оно уже умирает? Больше того, само по себе оно совершенно нежизнеспособно. Если я разорву пуповину, оно не выживет. Если у него есть сердце, оно не будет биться. Это не человеческое существо, а отвратительный паразит, который убьет вас, если я его не трону. Я никак не могу согласиться его там оставить.

– А вдруг у него есть душа? Как вы можете знать, доктор? Дело-то в душе, а не в том, как мозги устроены. Раз его жизнь зависит от меня, пусть так и будет, это Божья воля. Я не дам согласия ни на аборт, ни на эвтаназию, это против веры.

Доктор Тапабалазо сморщился и нетерпеливо засопел.

– Во-первых, прежде за вами что-то не замечалось такой нелепой крайней набожности. Во-вторых, нравственно это или нет – решать мне, вашему врачу, а не вам. В-третьих, Иисус Христос отдал себя на распятие, прекрасно сознавая, что произойдет, а значит, совершил самоубийство, что тоже противоречит вере. Как видите, мой дорогой кардинал, сам Господь порой готов делать исключения в принципиальных вопросах. Добавлю, что если вы не позволите вас прооперировать, значит, сознательно совершите самое заурядное самоубийство.

Бледный кардинал Гусман не ответил, губы его беззвучно шевелились – может быть, молился. Потом тихо произнес:

– Я уже больше ничего не понимаю, – и из уголков глаз скатились по щекам две слезинки.

Доктор взял пациента за руку, сильно жалея, что вообще рассказал ему о недуге; наверное, стоило быть с ним помягче. «Даже к кардиналам следует относиться добрее», – подумал он и произнес:

– Обещаю вам: после того, как я его удалю, сделаю все, что в моих силах, чтобы сохранить ему жизнь.

С губ кардинала слетел покорный вздох глубокого отчаяния:

– Богом вас заклинаю, доктор. Я всего лишь пытаюсь хоть раз в жизни поступить, как нужно.

Растянувшаяся на извилистой дороге нескладная колонна крестового похода медленно тащилась по департаменту Сезар. Чаще всего крестоносцы шли неорганизованной толпой, напоминавшей бесцельный библейский исход, и многие священники заново поняли, как же это вышло, что сыны Израилевы сорок лет топтались на крохотном клочке земли, разделявшем Египет и Ханаан, хотя все путешествие должно было занять максимум несколько недель.

Дело совсем не в том, что Моисей не разбирался в карте или не умел ориентироваться по мерцающим звездам. И не в том, что Господь оплошал и забыл ниспослать этому доблестному патриарху путепроходное вдохновение, свойственное пророку. Причина не в том, что не наметили, а может, вообще не знали пункта назначения. И не в том, что еще не изобрели колесо и люди заменили собой вьючных животных. Непреходящее, ошеломляющее изумление от того, как Красное море поглотило египетское войско, тоже не было препоной. И не в том дело, что двенадцать племен тратили невероятное количество времени на почитание Золотого Тельца или жарко спорили, не вернуться ли к фараону, поскольку есть, кроме манны небесной, нечего, а от нее уже воротит. Все просто: любая попытка перебросить толпу народа на определенное расстояние и при этом обеспечить его провизией всегда сопровождается большими осложнениями.

Едва крестоносцы тронулись в путь из парка Инкарама, стало ясно – двигаться придется со скоростью самого медленного ходока, иначе поход развалится на бесчисленные группки отставших, еще плетущихся и уже добравшихся до места. В экспедиции имелось три старых, непредсказуемых грузовика, на которых везли лагерное снаряжение и всю провизию. Вначале монсеньор Анкиляр высылал их вперед к заранее установленному месту, где предполагалось встать лагерем на ночь. Но водители вечно сомневались – доехали они или еще нет, а потому обычно крутили баранку, пока не добирались до какого-нибудь подходящего на вид местечка, которое, по их расчетам, находилось в пределах дневного перехода от точки отправления. Шоферы в своих оценках неизменно были оптимистичны и с наступлением ночи катили обратно навстречу крестоносцам, которых трясло от ярости, поскольку, добравшись до места, они не находили ни пищи, ни укрытия. В один прекрасный день монсеньор Рехин Анкиляр взглянул на карту и понял, что не имеет ни малейшего представления, где находится; так совпало, что далеко впереди водители грузовиков тоже осознали, что заблудились, и единодушно решили рулить дальше, пока не найдут, кому загнать машины и снаряжение. Вот почему в Сезаре существует передвижной цирк, владеющий множеством палаток с крестами и тремя старыми грузовиками, которые до сих пор числятся как церковное имущество, и за них по-прежнему исправно платится ежегодный дорожный налог – его перечисляет клерк-очкарик, навеки затерявшийся в лабиринтах византийской бюрократии.