Поначалу церковники, потрясенные кощунственным вторжением корыстной похоти, изгоняли шлюх, громогласно призывая на их головы праведную кару, но смекалистые дамочки находили лазейки и вновь спокойно появлялись в лагере. Если их ловили, они надевали очаровательные улыбочки: «Я тут братца своего ищу», – или: «Вам мой жених не встречался?» Некоторые даже накручивали из рубашек подобие чепца, чтобы в темноте сойти за монахинь, так что настоящие монахини, напуганные постоянными предложениями «шлифануть французика», «волшебно массажнуть мексикашку на 180 сантиметров» и «умертвить плоть по-боливийски», вскоре были вынуждены покинуть лагерь. Сначала возмущенные монахини умоляли монсеньора Анкиляра утихомирить охранников, которые внезапно хватали сзади за титьки и, обдав парами винного перегара, предлагали «разок за так» или «за перламутровые бусики». Но самозваный «легат» не питал уважения к женщинам любого сорта и в ответ читал нотации – любимая из них: «Служа Господу, можно и пострадать». Он вздохнул с облегчением, когда монахини отбыли из лагеря, и высокомерно терпел присутствие шлюх на том основании, что нравственные изъяны его людей не могут служить препятствием высшей цели – защите священников, когда те заняты богоугодным делом спасения несведущих и заблудших. Застав кого-нибудь с шлюхой, Анкиляр пренебрежительно морщился, увещевал покаяться на исповеди и подумать о душе. Пока крестовый поход двигался по стране, сопровождавшие его чумазые шлюхи примелькались, и даже священники перестали их замечать.
Как-то вечером в конце второй недели, когда проповедников и их защитников набралось достаточно, монсеньор Анкиляр отправил посыльных объявить, чтобы все собрались на площадке перед копией Вавилонской башни.
Монсеньор взобрался на второй ярус башни и удовлетворенным взглядом окинул свое воинство. При виде запрокинутых лиц в мерцающих красных отсветах ярких факелов он проникся гордостью и смирением предводителя. Сидя в своем убежище, в копии темного и мрачного Эскориала,
[75]
он дважды в день слышал волшебные напевы псалмов и церковных гимнов, плывшие над живописными развалинами, – это священники обучали воинство обращению с духовным оружием, – и теперь чувствовал, что его поддерживают традиции древних воителей – Иисуса и Давида. Никакие нынешние мидийские воины не смогут ему противостоять. Холодок Священного Трепета легким ангельским касанием пробежал по спине, монсеньор поднял руки, призывая к тишине, и заговорил:
– Братья! Святая земля наша охвачена моровой язвой! Напасть эта – чума неверия и ложной веры, что угрожает здравию церкви и государства. Невинные чада взращиваются без светоча Господня и не спасутся в Судный день. Можем ли мы помыслить о том без гнева и печали? Пришла беда, бубонная чума опустошает нашу страну, выросла раковая опухоль, она сожрет народ, и порок сей надлежит выжечь каленым железом; раз болезнь зашла так далеко, настало время отсечь гниющие члены. Мы, друзья мои, поднимаемся на Священную войну со Злом, мы – лекари нации. Бывает, что, вправляя кость или прижигая рану, доктор причиняет пациенту боль ради спасения здорового тела. И эти доктора – мы с вами. Господь сподобил нас стать врачевателями. Кто-нибудь доставлял нам пропитание? Нет, но никто не голодал, ибо нами озаботились небеса. В скудости и послушании мы выступаем завтра поутру, а Господь и далее нас прокормит в знак своей милости. Проведем ночь в бдении и молитве! А завтра – выступаем! Благослови вас всех Господь!
Охранники, выслушав это разглагольствование так же, как терпели ежедневные песнопения – с нескрываемой скукой и безразличием, – разбрелись по своим лежбищам, чтобы продолжить попойку. Некоторые священники бодрствовали и молились, а депутация возмущенных горожан отправилась к начальнику полиции жаловаться, что не принимаются меры против вопиющего бандитизма обитателей развалин парка Инкарама. Банды «крестоносцев» обчищали дома и грабили лавки, добывая себе то, что Господь вообще-то упустил из виду послать. Они зверски изнасиловали трех девушек и убили старика из-за пятидесяти песо. Двумя днями позже в парк прибыли трое полицейских, но не нашли ничего, кроме разбросанного мусора и тела мертвой проститутки.
39. замечательная и потрясающая «тератома Тапабалазо»
– Господа, – сказал доктор Тапабалазо, – раскройте зонтики, возможен ливень. Приготовить отсос.
Размашистым движением, которое несведущему показалось бы грубым и явно опасным, доктор сделал короткий надрез на животе кардинала, и оттуда изящно взметнулся и опал фонтанчик вязкой жидкости.
– Запашок сгодился бы для духов, – заметил доктор, когда мерзкое зловоние стоялого болота наполнило операционную. – Сероводород, метан и общее нагноение. Прелестно. Так, где наш пылесосик?
Пока выкачивали отвратительную слизь, кардиналу Гусману снилось, будто он в саду родительского дома, а брат Сальвадор его оседлал, но вот слез и побежал бросаться палками в их собаку. «Можешь не читать мне свои грязные латинские стишки! – крикнул он вслед брату. – Я все равно их не понимаю!» – а Сальвадор презрительно глянул через плечо и ответил: «Ты вообще ничего не понимаешь. Ты еще совсем маленький».
Доктор Тапабалазо поводил в полости изогнутой трубкой, прислушиваясь к бульканью, которое указывало, что всасывается, главным образом, воздух. Взглянул на быстро заполнявшуюся банку и заметил:
– Совсем как сопли с желтыми крапинами и каплями крови. Весьма аппетитно. Кое-кто из поваров жизни бы не пожалел, чтобы придумать такой соус. Чуть-чуть соли, Щепотка перца, ползубчика чеснока, десертная ложка кукурузной муки. Несравненная приправа к слегка обжаренной телятине.
Он убрал отсос и растянул края раны хирургическими пинцетами.
– Рефлектор, и побольше света, – приказал он, и один ассистент поправил верхнюю лампу, а другой подал медицинское зеркальце.
Доктор склонился над распростертым телом, осторожно ввел инструмент. И увидел спутанную копну густых черных волос.
– Господа, мы имеем здесь нечто редкое и совершенно удивительное, такое я встречал прежде только в учебниках; определенно, образование не злокачественное.
Он пригласил ассистентов взглянуть, и те по очереди осмотрели нечто вроде парика из прямых волос, любимых негритянками.
– Как оно туда попало? – спросил один, удивленно изогнув брови над маской.
– Со временем все узнаем, – ответил Тапабалазо, наклонясь к разрезу. Он перевернул скальпель лезвием вверх и ручкой осторожно раздвинул волосы.
Несмотря на многолетний опыт и непревзойденную квалификацию, он был к такому не готов. Вздрогнув, изумленный доктор попятился. Потом снова наклонился: точно – прикрытый проволочными прядями, на него невидяще, бессмысленно смотрит большой глаз. Тапабалазо возликовал:
– Господа, нам крупно повезло!
Позже доктор сообщил кардиналу:
– Это тератома.
[76]
Нам придется сделать еще операцию и удалить ее. К счастью, это не рак, и по моим прогнозам, вы проживете долго и в добром здравии.