Мандолина капитана Корелли - читать онлайн книгу. Автор: Луи де Берньер cтр.№ 103

И все-таки дело казалось безнадежным. Доктор знал слишком много, чтобы быть оптимистом, и недостаточно, чтобы уменьшить свой пессимизм. В отверстиях окажутся фрагменты обмундирования и образованные пулями воздушные карманы. Будут осколки ребер, которые он не сможет обнаружить, возникнет остеомиелит от инфекции мириад микробов, которые распространят свою отраву через костный мозг в кровь, в венозные сосуды, вызвав смерть от заражения крови. Доктор понимал, что пули могли застрять в таких местах, где прикосновение к ним вызовет беспорядочное кровотечение, а если их не трогать, то они станут причиной непобедимой инфекции. Уже мог начаться гемоторакс – скопление крови в пространствах между грудной перегородкой и легким. Очень скоро могла развиться газовая гангрена. Появятся секвестры, которые необходимо будет удалить и местоположение которых он не сможет установить даже предположительно. Доктор открыл одну из бутылок с ракией, сделал большой глоток и передал ее Велисарию, который из солидарности сделал то же самое. Он остался на кухне, ошеломленный происходящим.

Доктор собрался с мыслями и понял, что без толку делать поспешные выводы. Хирург вначале обследует, а думает потом. Глоток спиртного оставил во рту вкус аниса, а в животе успокаивающе потеплело. Доктор взял зонд и осторожно ввел его в каждую рану, пока не почувствовал, что достал до пули. Он отметил, что отверстия странно широкие и каждое окружено желтым кольцом ушиба. Почему же отверстия такие широкие?

Доктор замер в изумлении. Они даже не глубокие. До него вдруг дошло, что на самом деле пули должны были пройти насквозь, оставив на спине жертвы огромные выходные отверстия, из которых бы хлестала кровь.

– Дочь, – сказал он, – клянусь всеми святыми, тело этого человека сделано из стали. Думаю, он будет жить.

Он достал стетоскоп и послушал. Сердце билось слабо, но ровно.

– Антонио, – позвал доктор, и Корелли открыл глаза. Он попытался улыбнуться.

– Антонио, я буду тебя оперировать. У меня мало морфия. Ты можешь выпить? Правда, кровь станет жиже, но ничего не поделаешь.

– Пелагия… – выговорил Корелли.

Велисарий приподнял капитану голову, а Пелагия влила ему в горло чашку ракии, пока доктор готовил три четверти грамма морфия. Он будет впрыскивать такое же количество каждые полчаса, если нужно, и каждые полчаса, если это потребуется, капитан будет глотать ракию.

– Мне нужно побольше света, – сказал доктор, и Пелагия принесла из всех комнат все лампы, а Велисарий на кухне зажег их. За окном было темно, среди металлического пиликанья сверчков и прочих природных звуков этого двуличного и обманчивого покоя ухали совы. С зажатой в зубах первой из своих ночных мышек вошла Кискиса, и Пелагия шугнула ее за дверь.

В одну руку доктор впрыснул морфий, а в другую, для равновесия, но без ясного основания, если не считать интуиции, ввел десять кубиков сахара и соляного раствора, которые Пелагия смешала в кувшине. Ей не хотелось смотреть, как тело любимого человека прокалывают и ощупывают, но она понимала, что вскоре увидит его раскромсанным, разрезанным. И глядя на это бледное, пронзенное, в крови, беспомощное, как червяк, тело, она сознавала, что это – совсем не то, что любишь. Любишь человека со светящимися глазами, с губами, предназначенными для улыбок и речей. Она держала пальцы музыканта в своей руке и смотрела на аккуратно подстриженные ногти. Они не синели, это хорошо. Любишь не руки, а человека, заставляющего пальцы бегать по ладам. Как часто она представляла, что они трогают ее груди. Доктор, увидев, что она задумалась, сказал:

– Не сиди просто так. Обработай раны на лице и руке. Промой, отрежь лоскутья, продезинфицируй и зашей. Ты хочешь быть врачом или нет? И нам потребуется еще кипяченой воды, много. И вымой руки – особенно под ногтями.

Пелагия стояла и моргала, безвольно опустив руки.

– Ты уверен, что он без сознания? Я не хочу делать ему больно.

– А мне сейчас придется сделать ему очень больно. – Он влепил Корелли пощечину и заорал: – Антонио, твоя мать – шлюха! – Реакции не было, и доктор сказал: – Отключился.

– Его мать умерла, – укоризненно проговорила Пелагия. – Не пей больше ракии, раз начинаешь говорить такие вещи.

На улице прогромыхал немецкий бронетранспортер, и все трое замерли, пока он не проехал.

– Сволочи, – сказал Велисарий.

За этот час перед Пелагией раскрылась вся чудовищность того, чем она попросила заняться отца. У нее тряслись руки, она едва могла заставить себя касаться этих ран. Сначала она с опаской слегка дотрагивалась до них, а потом ужаснулась, когда, подняв глаза, увидела, как отец вырезает широкие дыры вокруг пулевых ран.

– Это называется debriment, [163] – сказал он, – мне это тоже не нравится, но оно помогает, а если тебе неприятно, не смотри. Я удаляю все поврежденные ткани. Тебе нужно делать тоже самое.

Пелагия подавила позыв рвоты, а Велисарий попятился и сел на пол, привалившись спиной к двери. Он понаблюдает за их работой, но избавит себя от деталей.

Доктор начал с пули в животе, поскольку нужно было сделать что-то относительно безопасное, чтобы поддержать в себе уверенность. Он нашел ее не глубоко от поверхности кожи, вытащил щипцами и изумился тому, как она расплющена и искорежена.

– Это чудо, – сказал, показывая ее Пелагии, отрезавшей лоскуток кожи какими-то плоскими хирургическими ножницами. – Как ты это объяснишь?

– Он был позади того большого человека, ну, который такой же большой, как я, – попробовал объяснить Велисарий. – Большой держал его сзади, вот так. – Он поднялся и завел руки за спину, показывая, как можно схватить другого за запястья. – Он все еще держал сумасшедшего капитана, когда я поднимал его. Сначала он показался мне слишком тяжелым. Думаю, он пытался спасти этого человека.

– Карло, – произнесла Пелагия и вдруг залилась слезами. Отец хотел погладить ее, но сообразил, что только измажет ей кровью волосы. Карло был первым из ребят «Ла Скалы», о котором они теперь определенно знали: он погиб.

– Если человек умер вот так, он погиб не напрасно, – проговорил доктор, давясь словами. Он поборол в себе слезы и, чтобы отвлечься, вынул из раны и внимательно изучил клочок обгоревшей ткани. Пелагия вытерла глаза рукавом платья и сказала:

– Антонио всегда говорил, что Карло – самый храбрый у них в армии.

– И всё впустую, – заметил доктор, невольно противореча своему предыдущему высказыванию. – Велисарий, его тело все еще там? Надо бы похоронить, чтоб не сожгли.

– Уже комендантский час, доктор, – сказал силач, – но я пойду, раз вы хотите. Кто знает, может, по дороге смогу пришибить немца. – Он ушел, радуясь возможности убраться из этой кошмарной мастерской, где переживания слишком сильны, а от увиденного можно просто захворать. Несколько мгновений он постоял, вдыхая прохладный осенний воздух, и направился через поля.