– Мне позвонили...
– Когда?
– Вчера днем – точнее, ближе к вечеру. Около половины
седьмого. Я подошла к телефону, ни о чем не подозревая. И на меня тут же
посыпались грязные оскорбления, угрозы...
– А в каких словах это выражалось?
Миссис Прайс Ридли слегка порозовела.
– Я отказываюсь их повторять.
– В нецензурных выражениях, – сообщил констебль, слегка
приглушая свой рокочущий бас.
– Вы услышали площадную брань?
– Смотря что называть площадной бранью.
– А вы поняли, о чем идет речь? – спросил я.
– Разумеется, поняла.
– Значит, никакой грубой брани не было, – сказал я.
Миссис Прайс Ридли подозрительно взглянула на меня.
– Утонченная леди, естественно, не может быть знакома с
грубой бранью, – пояснил я.
– Да нет, никаких дурных слов не было, – сказала миссис
Прайс Ридли. – Вначале я даже попалась на удочку. Приняла за обычный
разговор. Потом это... э-э... лицо перешло к личным оскорблениям.
– Оскорблениям?
– Да, это были ужасные оскорбления. Я так перепугалась!
– Угрожали вам, да?
– Да. А я не привыкла, чтобы мне угрожали.
– А чем они вам угрожали? Речь шла о телесных повреждениях?
– Этого бы я не сказала.
– Боюсь, миссис Прайс Ридли, что вам придется быть несколько
более откровенной. Чем именно вам угрожали?
Миссис Прайс Ридли явно не хотелось отвечать на этот вопрос.
– Точно не могу вспомнить. Я так переволновалась. Но под
конец, когда я была уже совсем вне себя, этот негодяй расхохотался.
– Голос был мужской или женский?
– Голос дегенерата, – авторитетно заявила миссис Прайс
Ридли. – Неестественный, я бы сказала. То грубый, то писклявый. Очень странный
голос.
– Наверно, обычный розыгрыш, – утешил ее полковник.
– Если и так, то преступный розыгрыш – у меня мог случиться
разрыв сердца!
– Мы постараемся все выяснить, – сказал
полковник. – Верно, инспектор? Проверьте, откуда звонили. Вы не могли бы
сказать нам более определенно, что он говорил, миссис Прайс Ридли?
В глубине души миссис Прайс Ридли началась жестокая борьба.
Скрытность боролась с мстительностью. Мстительность возобладала.
– Конечно, это должно остаться между нами, – начала
она.
– Разумеется!
– Это существо сказало – я вряд ли смогу повторить эти
слова...
– Ничего, ничего, – ободряюще вставил полковник
Мельчетт.
– Вы зловредная старая сплетница! Я, полковник Мельчетт! Я –
старая сплетница! Но на этот раз вы зашли чересчур . Скотленд-Ярд вас притянет
к суду за клевету.
– Понимаю, как вы разволновались, – заметил полковник
Мельчетт, покусывая усы, чтобы скрыть улыбку.
– Попридержите , а то вам будет худо, и очень худо. Не могу
вам передать, с какой угрозой это было сказано. Я еле выговорила: «Кто вы?»,
вот так, и голос ответил: «Мститель». Я слабо вскрикнула. Слово прозвучало так
жутко. А потом – потом оно засмеялось! Засмеялось! Это я точно слышала. И все.
Я слышала, как оно повесило трубку. Конечно, я тут же позвонила на коммутатор,
узнать, откуда звонили, а они сказали, что понятия не имеют. Вы же знаете,
какие там барышни. Ужасающе грубые и черствые.
– О да, – сказал я.
– Я просто лишилась сил, – продолжала миссис Прайс
Ридли. – Нервы были так взвинчены, что, когда в лесу раздался выстрел, я
буквально подскочила на полметра, уверяю вас. Можете себе представить!
– Выстрел в лесу? – насторожился инспектор Слак.
– Я была в таком состоянии, что он мне показался выстрелом
из пушки. О, воскликнула я и без сил упала на софу. Клара была вынуждена
принести мне стаканчик терносливовой наливки.
– Ужасно, – сказал Мельчетт. – Ужасно. Для вас это
было тяжкое испытание. Выстрел был очень громкий, как вы сказали? Как будто
стреляли поблизости?
– Мне это показалось, у меня нервы не выдержали.
– Конечно. Я понимаю. А в какое время вы слышали выстрел?
Нам нужно знать, чтобы проследить, кто звонил.
– Примерно в половине седьмого.
– А более точно вы не могли бы сказать?
– Видите ли, маленькие часы у меня на камине только что
отзвонили половину часа, и я сказала себе: «Эти часы опять спешат». (Часы и
вправду убегают.) Я посмотрела на свои часики, и на них было всего десять минут
седьмого, но, когда я поднесла их к уху, оказалось, что они стоят. Тут я
подумала: «Что ж, если эти часы спешат, я через минуту-другую услышу звон на
церковной колокольне». Но тут, как назло, зазвонил телефон, и у меня все из
головы вылетело. – Она замолчала, еле переводя дух.
– Что ж, это достаточно точно, – сказал полковник
Мельчетт. – Мы все для вас сделаем, миссис Прайс Ридли.
– Вы просто считайте это глупой шуткой и больше не
тревожьтесь, миссис Прайс Ридли, – добавил я.
Она холодно посмотрела на меня. Я понял, что происшествие с
фунтовой бумажкой еще не позабыто.
– Диковинные вещи творятся у нас в деревне последнее
время, – сказала она, обращаясь к Мельчетту. – Диковинные вещи, иначе
не скажешь. Полковник Протеро собирался ими заняться, и что же с ним сделали, с
бедняжкой? Может, настал и мой черед?
И она удалилась, недовольно покачивая головой. Мельчетт
пробормотал себе под нос: «Увы, едва ли». Потом вопросительно взглянул на
инспектора Слака.
Славный служака медленно наклонил голову.
– Похоже, все сходится, сэр. Выстрел слышали трое. Остается
узнать, кто стрелял. Возня с делом мистера Реддинга порядком нас задержала. Но
у нас есть кое-какие зацепки. Пока я считал мистера Реддинга виновным, я их
игнорировал. Теперь все переменилось. И первое, чем я займусь, – это
телефонный звонок.
– К миссис Прайс Ридли?
Инспектор ухмыльнулся:
– Да нет, хотя придется взять и его на заметку, а то
старушенция от нас не отвяжется. Я говорю про ложный звонок, которым вызвали
викария.
– Да, – сказал Мельчетт. – Это очень важно.
– А потом мы выясним, что делал каждый из них между шестью и
семью часами. Я хочу сказать, опросим всех в Старой Усадьбе, да и в деревне
тоже придется почти всех допросить.
Я не сдержал вздоха:
– Вы на диво энергичны, инспектор Слак.