– Вагнер тоже возбуждает аппетит. В «Ковент-Гарден»
[15]
в
антракте сандвичи с копченой семгой исчезают мгновенно. А насчет Дувра – просто
мы едем в этом направлении.
– Я свернул, потому что здесь объезд, – пояснил я.
– Слишком длинный получился у тебя объезд. Мы уже давно то
ли на Старом, то ли на Новом Кентском шоссе.
Я оглянулся и вынужден был признать: Гермия, как всегда,
права.
– Постоянно сбиваюсь здесь с дороги, – повинился я.
– Да, здесь легко запутаться. Все время приходится кружить у
вокзала Ватерлоо.
Наконец, успешно преодолев Вестминстерский мост, мы опять
заговорили о постановке «Макбета». Моя приятельница Гермия Редклифф – красивая
молодая женщина, ей двадцать восемь. У нее безупречный классический профиль и
шапка густых каштановых волос. Моя сестра неизменно называет ее «подругой
Марка», причем так и слышишь многозначительные кавычки – это выводит меня из
себя.
В «Фэнтези» нас встретили приветливо и провели к маленькому
столику у обитой алым бархатом стены. «Фэнтези» пользуется заслуженной
популярностью, и столики там поставлены тесно. Когда мы усаживались, кто-то
вдруг радостно окликнул нас. За соседним столом сидел Дэвид Ардингли,
преподаватель истории в Оксфорде. Он представил нам свою спутницу,
прехорошенькую девушку с модной прической: волосы торчали во все стороны, а над
макушкой прядки поднимались под невероятным углом. Как ни странно, прическа ей
шла. У девицы были огромные голубые глаза, рот она все время держала
полуоткрытым. Как и все девушки Дэвида, она была непроходимо глупа. Дэвид,
человек редкого интеллекта, почему-то находил удовольствие только в компании
совершенно пустоголовых красоток.
– Это моя глубокая привязанность, Вьюнок, – сообщил он. –
Познакомься с Марком и Гермией. Они очень серьезные и интеллигентные.
Постарайся не ударить перед ними лицом в грязь. А мы были в варьете, смотрели
прелестное шоу – «Давайте веселиться!». Вы, держу пари, только что с Шекспира
или Ибсена?
– Смотрели «Макбета», – сказала Гермия.
– Ага, и какое впечатление от постановки Баттерсона?
– Мне понравилось, – ответила Гермия. – Интересные световые
эффекты. Впечатляющая, поразительная сцена пира.
– А как выглядели ведьмы?
– Ужасно! – сказала Гермия и добавила: – Как всегда.
Дэвид кивнул, заметив:
– Обычно в их трактовке присутствует элемент пантомимы.
Скачут, кривляются, как три Короля-Демона. Так и ждешь – вот явится Добрая Фея
в белых одеждах с блестками и закричит сдавленным голоском:
Злодейству никогда добра не победить,
Макбету суждено в ловушку угодить!
Мы дружно рассмеялись, но Дэвид, человек необыкновенно
проницательный, пристально поглядел на меня.
– Что с тобой? – спросил он.
– Ничего. Просто я на днях размышлял о Зле и Короле-Демоне в
пантомимах. И еще о Добрых Феях.
– С чего бы это?
– Так, в голову пришло. В Челси, в кафе-баре.
– Ну, ты у нас не отстаешь от моды. Молодчина, Марк! Только
в Челси. Там богатые наследницы выходят замуж за талантливых рок-музыкантов на
пути к всемирной славе. Вот где место нашему Вьюнку, правда?
Вьюнок еще шире раскрыла большие синие глаза.
– Ненавижу Челси, – возразила она. – «Фэнтези» мне нравится
больше. Все здесь такое вкусное, замечательно!
– И прекрасно, Вьюнок! Да и вообще, для Челси ты
недостаточно богата. А ты, Марк, расскажи-ка нам подробнее о «Макбете» и
страшных ведьмах. У меня есть свое мнение насчет того, как показать сцену с
ведьмами.
Дэвид в бытность студентом участвовал в драматическом клубе
Оксфорда и прославился на весь университет.
– Как же?
– Я бы их показал совсем обычными. Просто хитрые, тихие
старушки. Как ведьмы в любой деревне.
– Но теперь никаких ведьм в помине нет! – сказала Вьюнок.
– Ты так говоришь, потому что ты городская жительница. В
каждой английской деревне есть своя ведьма. Старая миссис Блэк, третий дом на
холме. Мальчишкам не велено ей докучать, время от времени ей делают подарки –
дюжину яиц, домашний пирог. А все потому, – он выразительно поднял палец, –
что, если не угодишь ведьме, коровы перестанут доиться, не уродится картофель
или малыш Джонни вывихнет ногу. Каждый знает: не следует навлекать на себя гнев
старой дамы, хотя вслух об этом говорить не принято.
– Ты шутишь, – надула губки Вьюнок.
– Нисколько. Правда, Марк?
– Общее образование покончило с подобными суевериями, –
заметила Гермия скептически.
– Только не в сельской местности. А твое мнение, Марк?
– По-моему, ты прав, – ответил я, подумав. – Хотя с
уверенностью я сказать не берусь. Почти не жил в деревне.
– Мне кажется, представлять на сцене ведьму как обычную
старуху невозможно, – заявила Гермия, возвращаясь к замечанию Дэвида. – В них,
безусловно, должно быть что-то сверхъестественное.
– Но подумайте сами, – возразил Дэвид, – это все равно что
сумасшествие. Если безумец мечется как угорелый, с соломой в волосах и
искаженным лицом, никому не страшно. Но помню, однажды меня послали с запиской
к врачу-психиатру в лечебницу, я должен был подождать в приемной, где какая-то
милая старушка сидела себе спокойно, попивая молоко. И вдруг она наклоняется ко
мне и спрашивает еле слышно: «Это ваше несчастное дитя похоронено в стене за
камином?» Кивнула и добавила: «Ровно в двенадцать десять. Минута в минуту.
Каждый день. Притворитесь, что не заметили крови». Меня пробрал страх, когда
она все это нашептывала, ласково и спокойно.
– А в стене за камином и вправду был кто-то похоронен? –
полюбопытствовала Вьюнок.
Дэвид, не обратив на ее слова внимания, продолжал:
– Возьмите, к примеру, медиумов. Трансы, темные комнаты,
шепот, стуки. После чего медиум поправляет волосы, собирает вещи и отправляется
домой ужинать. Обычная, спокойная, добродушная женщина.
– Значит, ты представляешь себе ведьм так: три шотландские
старые карги с даром предвидения тайно совершают свои обряды, колдуют над
кипящим котлом, вызывают духов, но сами остаются с виду тремя обычными
старухами? Пожалуй, ты прав. Производит впечатление.
– Если вы сумеете заставить актеров играть это таким
образом, – сухо вставила Гермия.