Утро следующего дня выдалось безоблачное. Воздух холодный, но солнце ослепительно яркое, и ветер утих. С лесов Хэл видел закрытую дверь темницы. Дэниел все время держался с ним рядом: принимая на свои широкие плечи часть работы Хэла, он защищал его от хлыста Барнарда.
Когда из ворот показался Неторопливый Джон и неторопливо и размеренно двинулся по двору, Хэл устремил на него безумный взгляд. Неожиданно, когда палач проходил под лесами, Хэл схватил тяжелый молоток каменщика, лежавший у его ног, и размахнулся, чтобы запустить его в голову Неторопливому Джону.
Огромный кулак Большого Дэниела сомкнулся вокруг его запястья. Дэниел отобрал у Хэла молоток, как игрушку у ребенка, и положил на стену так, чтобы Хэл не мог его достать.
— Зачем ты это сделал? — спросил Хэл. — Я убил бы эту свинью.
— Без толку, — сочувственно ответил Дэниел. — Убив слугу, ты не спасешь сэра Фрэнсиса. Ты пожертвуешь собственной жизнью и ничего этим не добьешься. К твоему отцу просто пошлют другого палача.
Мансеер вывел из темницы сэра Фрэнсиса. Тот не мог сам идти на перевязанных переломанных ногах, но когда его тащили по двору, голову держал высоко.
— Отец! — страдая, крикнул Хэл. — Я не выдержу этого.
Сэр Фрэнсис посмотрел на него и достаточно громко, так что слышно было на верху стены, ответил:
— Будь сильным, мой сын. Ради меня будь сильным.
Мансеер сволок его вниз, под арсенал.
День тянулся долго — в жизни Хэла еще не бывало такого длинного дня, — и северную сторону двора накрыла глубокая тень, когда из-под арсенала появился Неторопливый Джон.
— На этот раз я убью эту проклятую свинью! — выпалил Хэл, но Дэниел опять обхватил его так, что Хэл не сумел вырваться, и палач медленно прошел под лесами и исчез в воротах.
С перекошенным бледным лицом во двор вышел Хоп. Он позвал врача Компании, и они вдвоем спустились по лестнице. На этот раз солдаты вынесли сэра Фрэнсиса на носилках.
— Отец! — крикнул Хэл, но ответа не было, как не было и признаков жизни.
— Сколько тебя предупреждать! — взревел Хьюго Барнард. Он поднялся на леса и десять раз хлестнул Хэла по спине. Хэл не пытался увернуться, и Барнард отступил, удивляясь, что Хэл не показывает, как ему больно.
— Будешь болтать, как дурачок, спущу на тебя собак, — пригрозил он, отходя.
Тем временем во дворе врач Компании серьезно следил, как солдаты несут бесчувственного сэра Фрэнсиса в темницу. Потом в сопровождении Хопа направился к помещениям губернатора.
Ван де Вельде раздраженно поднял голову от усеивавших его стол бумаг.
— Да? В чем дело, доктор Соар? Я занятой человек. Надеюсь, вы пришли не для того, чтобы зря тратить мое время.
Врач выглядел одновременно рассерженным и виноватым.
— Я насчет пленника, ваше превосходительство…
Ван де Вельде не дал ему продолжить, но повернулся к Хопу, который боязливо топтался за врачом, держа в руках шляпу.
— Ну, Хоп, разговорился пират? Сказал то, что нам нужно? — закричал он, и Хоп в страхе отступил.
— Он необычайно упрям. Я бы никогда не поверил, что человек может… — Он прервал свой запинающийся рассказ. Наступило мучительное молчание.
— Я считаю виновником этого вас, Хоп. — Ван де Вельде угрожающе встал из-за стола, готовый оставить от этого жалкого чиновника мокрое место, но помешал врач.
— Ваше превосходительство, я опасаюсь за жизнь пленника. Еще один допрос он не выдержит.
Ван де Вельде напустился и на него:
— Это, доктор, и есть конечная цель всего дела. Кортни приговорен к смерти. Он умрет, даю слово. — Он снова прошел за стол и опустился в мягкое кресло. — Не ходите ко мне рассказывать о его неминуемой смерти. Я хочу знать одно: способен ли он еще чувствовать боль, способен ли говорить или по крайней мере понимать вопросы. Так что, доктор?
И он сердито уставился на врача.
— Ваше превосходительство. — Врач снял очки и принялся протирать стекла, подбирая слова для ответа. Он знал, что хочет услышать Ван де Вельде, и знал, что неразумно перечить губернатору. — В данный момент у пленника помутнение рассудка.
Ван де Вельде сердито оборвал его.
— А где же хваленое искусство палача? Мне казалось, он никогда не упускал пленника, по крайней мере умышленно.
— Сэр, я не оспариваю мастерство государственного палача. Я уверен, что к завтрашнему утру сознание к пленнику вернется.
— Вы хотите сказать, что завтра утром он будет достаточно здоров, чтобы можно было продолжить допрос?
— Да, ваше превосходительство. Таково мое мнение.
— Что ж, минхеер, доверюсь вам. Если пират умрет до официальной казни, вы ответите за это. Население должно видеть, как совершается правосудие. Нехорошо, если этот человек мирно умрет в подземной камере. Мы хотим, чтобы он умер на площади, на глазах у всех. Я хочу преподать всем урок, понятно?
— Да, ваше превосходительство.
Врач попятился к выходу.
— Вы тоже, Хоп. Вы меня поняли, тупица? Я хочу поговорить с Неторопливым Джоном. Пришлите его ко мне до того, как он завтра утром начнет работу. Хочу убедиться, что он понимает свою ответственность.
— Я сам приведу палача, — пообещал Хоп.
Было уже темно, когда Хьюго Барнард остановил работу на стенах и приказал утомленным пленникам спускаться во двор. Проходя мимо камеры отца, Хэл отчаянно крикнул:
— Отец, ты меня слышишь?
Не услышав ответа, он забарабанил по двери кулаками.
— Отец, поговори со мной. Во имя Господа, отзовись!
На этот раз Мансеер был снисходителен. Он не пытался силой заставить Хэла спускаться, и поэтому Хэл снова взмолился:
— Прошу тебя, отец. Это Хэл, твой сын. Ты меня не узнаешь?
— Хэл, — прохрипел неузнаваемый голос. — Это ты, мой мальчик?
— О Боже! — Хэл опустился на колени и прижался лбом к двери. — Да, отец, это я.
— Будь сильным, сын мой. Осталось недолго, но, если ты меня любишь, заклинаю тебя: исполни клятву.
— Я не могу позволить тебе страдать. Не могу допустить, чтобы это продолжалось.
— Хэл! — Голос отца неожиданно снова окреп. — Страдания позади. Я миновал эту точку. Они теперь могут причинить мне страдания только через тебя.
— Как я могу облегчить твое положение? Скажи, что мне делать? — умолял Хэл.
— Сейчас ты можешь сделать для меня только одно. Позволь мне унести с собой уверенность в твоих силе и мужестве. Если ты подведешь меня теперь, все было напрасно.
Хэл до крови прикусил костяшки стиснутых кулаков, пытаясь с помощью боли подавить всхлипы. Снова послышался голос отца: