— Ох, Браво, — со смешком сказала она, — вечно ты меня экзаменуешь!
С моря повеяло прохладой, ветерок разметал по щеке Камиллы выбившиеся пряди волос. Над террасой плыла тихая мелодия, чарующая, как любовное прикосновение, взывающая к возвышенным чувствам… и напоминающая живущим в Voire Dei о пропасти между ними и остальным миром.
— Я готова к трудностям с того момента, как покинула Париж. — Камилла выжидающе посмотрела на Браво. — Ты думаешь иначе?
— Я думаю, что это чертовски странно — увидеть тебя здесь.
— Ты меня подозреваешь? В чем же? — Она бросила недокуренную сигарету себе под ноги и раздавила ее каблуком. — Черт возьми, Браво, если бы я не любила тебя слишком сильно, непременно дала бы тебе пощечину! Ты для меня как родной сын. Я действительно хочу защитить тебя, в то время как Дженни лишь притворялась, что защищает.
Браво потер пальцами виски. Он так устал за эти дни, и физически, и эмоционально. Голова гудела от мыслей. Бесконечные варианты развития событий, миллионы различных решений, из которых нужно выбрать верные, единственно верные… Ни днем, ни ночью ему не давали покоя размышления о том, что ждет его в конце каждого из возможных путей.
— Послушай, мы с Дженни подружились, — уже мягче сказала Камилла. — Мы с ней стали близкими подругами и станем еще ближе. Я знаю, как завоевать ее доверие, я понимаю ее, как только женщина может понять женщину. Она делится со мной…
— Не сомневаюсь. Убеждает тебя, что невиновна…
— Конечно, но кто ее слушает?
— Она виновна как грех, — и очень опасна.
— Она думает, что я ей верю, и теряет бдительность. Возможно, уже завтра я смогу узнать, что у нее на уме.
— Она никогда не расскажет тебе о своих планах, Камилла. Она знает, как мы с тобой близки.
— Она отрезана от всех привычных источников, так что теперь вынуждена полагаться только на меня. Вот увидишь, все пойдет как по маслу. Я останусь рядом с ней, я буду твоим лазутчиком во вражеском лагере. — Она накрыла его руку своей ладонью и мягко сжала пальцы. — Позволь мне сделать это для тебя, Браво. — Улыбнувшись, она потянулась и поцеловала его в щеку. — Alors, не волнуйся за меня. Она не причинит мне вреда.
— Тебе следует опасаться не только ее, — сказал Браво, понижая голос. — Тот человек, которого нанял Джордан, Майкл Берио… его настоящее имя — Деймон Корнадоро, и он профессиональный убийца.
— Mon dieu, non! — Какое восхитительное, щекочущее нервы ощущение! Лгать Браво было почти так же приятно, как Декстеру. — Ты уверен?
— Целиком и полностью. Его подослали враги моего отца, он намерен преследовать меня, пока я не найду то, что должен найти. Тогда он попытается меня убить.
— Но ради чего, дорогой мой? Что может обладать такой огромной ценностью?
— Это неважно. Главное, держись подальше от Корнадоро, как можно дальше.
— Обещаю.
— Камилла, ради всего святого, не надо никаких сумасбродств. Мне и без того хватает забот. Я не хочу волноваться еще и за тебя.
— И не надо, — уверенно ответила она. — Я уже говорила. Я вполне могу сама позаботиться о себе. — Она тихо рассмеялась и провела пальцами по его щеке. — Уверяю, Браво, тебе не придется вырывать меня из пасти дракона.
Он взглянул в ее глаза и понял, что она приняла решение и не намерена отступать, что бы он ей ни говорил. Смирившись, он молча кивнул и вытащил телефон.
— Тогда хотя бы обещай, что все время будешь на связи, хорошо?
Камилла показала ему телефон.
— Обещаю.
Он уже отвернулся, собираясь уходить, когда она спросила с беспокойством в голосе:
— Браво, ты хотя бы примерно представляешь, куда направишься дальше?
— Нет, — солгал он. Плевать он хотел на то, что она говорила. Он не собирался позволять ей и дальше подвергать свою жизнь опасности.
Миновала полночь. Ирема спала в своей девичьей постели, одурманенная чувствами и воспоминаниями; припухшие от любовных утех губы и груди сладко ныли, и во сне она мечтала о Майкле.
Но ее отец не спал, он был далеко от дома, далеко от теплой постели, согретой пышным телом жены. Беззвучно, словно бестелесный дух, он пробирался по улицам Трапезунда. Его не трогала доносящаяся отовсюду музыка, подвыпившие парочки, пошатываясь, проходили мимо, не замечая его. Припозднившийся велосипедист черной кошкой метнулся через улицу перед самым его носом. Отчаянно дымя сигаретой, Картли шагал вперед. Он миновал две старинные церкви, давно превращенные в мечети. Роскошные византийские фасады покрывала вековая копоть, яркие когда-то краски поблекли. Такова была участь почти всех старых зданий в Трапезунде. По стенам бежали трещины, штукатурка и каменная кладка осыпались. Картли казалось, что стоит прислушаться, и он услышит, как жалобно стонут заброшенные дома — полуживые ветераны давно закончившихся войн.
Телефон зажужжал. Картли нажал на кнопку. Появившись из ниоткуда, точно джинн из бутылки, прямо над ухом зазвучал голос Калифа. Адем изложил придуманный Браво план западни для Корнадоро. План произвел на Картли впечатление: определенно, он имел ряд очевидных достоинств. Обдумывая одновременно несколько вопросов, Картли дослушал до конца и подтвердил свое согласие.
— Какой вы выбрали маршрут? Прекрасно, на рассвете мои люди будут на местах.
Он отсоединился, позвонил старшему сыну и отдал необходимые указания. Закончив разговор, Картли убрал телефон. Он почти добрался до цели.
На узкой кривой боковой улочке стояло старое, но крепкое здание, которое Картли приобрел много лет назад. На вид оно ничем не отличалось от покосившихся домов по соседству. На обшарпанном фасаде не было вывесок, и случайный прохожий наверняка принял бы строение за частный жилой дом. Однако на самом деле внутри располагалась церковь Девяти Отроков-Мучеников.
Картли назвал этот крошечный аванпост грузинской православной церкви в честь девяти детей языческого селения Кола. Местный священник крестил их, и они оставили свои семьи ради приемных родителей-христиан, чтобы те воспитали их согласно заповедям Спасителя. Родители пришли за ними и насильно забрали обратно, но дети отказывались от еды и питья, твердя слова Христа, и разгневанные язычники, жестоко избив священника, выгнали его из селения. В последний раз они приказали своим детям, многим из которых еще не исполнилось и восьми лет, вернуться к вере предков. Они отказались, и тогда родители, рассвирепев, камнями забили собственных детей до смерти в назидание прочим.
Картли остановился перед тем, как войти в храм. Он гордился делом своих рук и был доволен данным церкви именем, поскольку оно служило прекрасным напоминанием о том, что действительно происходило в мире, о чудовищных последствиях предрассудков и предубеждений — яда, отравляющего человечество долгие века. Здесь, в чуждом его сердцу Трапезунде, далеко от родной земли, он не нуждался в напоминаниях, но прочие — его дети в том числе, и в особенности упрямая, своенравная Ирема, — нуждались.