— Да. — Браво нахмурился. — Это Майкл Берио, его нанял мой друг для нашей охраны. Он встречал нас в аэропорту в Венеции…
— Боюсь, твоего друга одурачили, — и тебя тоже. Настоящее имя этого человека — Деймон Корнадоро. Он принадлежит к одной из Case Vecchie.
— Одна из двадцати четырех семей-основателей Венеции, — кивнул Браво. — Как и Цорци.
— Важнее то, что он работает на рыцарей святого Клемента. По сути дела, он их лучший наемный убийца.
— Боже всемогущий… И он в Трапезунде!
— Верно, и ищет тебя. Вот что рассказал мне Картли, когда его сын привел меня обратно в магазин.
Калиф открыл одну из бутылок с пивом, сделал большой глоток из горлышка и поставил бутылку обратно на стол.
— Браво, боюсь, то, что рыцари отправили за тобой этого человека, — плохо, очень плохо. Корнадоро умеет добиваться своего. Он умен, опытен, безжалостен и невероятно опасен. Эти качества он получил по наследству, они у него в крови.
— И этот человек сумел втереться в доверие к моему лучшему другу, отправившему его за нами из лучших побуждений! — Браво покачал головой и достал свой телефон.
Калиф схватил его за руку.
— Что ты делаешь?
— Звоню своему другу, Джордану. Я должен его предупредить…
— Как только ты это сделаешь, Корнадоро поймет, что разоблачен. Подумай, Браво — стоит ли звонить?
— Если он хотя бы вполовину так опасен, как вы утверждаете, — стоит.
— И что тогда случится, как ты думаешь?
Браво попытался оставить в стороне мысли о безопасности Джордана и сосредоточиться на том, что происходило в данный момент здесь и сейчас, в Трапезунде.
— Да… разумеется, вы правы, Адем. Рыцари просто подошлют ко мне другого наемника, неизвестно кого… так что его контролировать будет еще сложнее.
Калиф, казалось, был удивлен.
— Вообще-то мы с Картли имели в виду другое. Корнадоро нужно убрать. Контролировать его — это, знаешь ли…
— … Звучит пугающе. Согласен. Однако, убей мы его сейчас, эффект будет тот же, как если бы я позвонил Джордану. Рыцари охотятся за тайной, которую всю жизнь охранял мой отец, и только я могу вывести их на след. Смерть Корнадоро их не остановит.
— Определенно у тебя появился какой-то план. — Калиф откупорил графин и плеснул виски в два стакана. — Расскажи. В этом деле замешаны мы все.
Деймон Корнадоро нашел Ирему, дочь Картли, в клубе «Трапезундспор» в Ортахисаре. Свое название клуб получил в честь одной из самых знаменитых турецких футбольных команд и был соответствующим образом оформлен — стены украшали фотоснимки, знамена, вымпелы с автографами прошлых и настоящих звезд «Трапезундспора». Официантки носили в качестве униформы длинные футболки, доходящие до середины бедер. Из четырех огромных черных динамиков по углам зала неслось турецкое техно. Мерцающие экраны телевизоров демонстрировали наиболее яркие эпизоды футбольных матчей. В воздухе стоял крепкий запах пива и «травки».
Корнадоро устроился за барной стойкой и сделал заказ. Ирема со своими подружками сидела за круглым столиком в дальнем углу зала, по левую руку от входа. Они выпивали и смеялись, что-то обсуждая. Одна из девушек, полненькая, плосколицая, вскочила и принялась танцевать, а остальные, хохоча, хлопали в ладоши. Когда толстушка, раскрасневшись, вернулась на свое место, подружки подозвали официантку и угостили танцовщицу пивом. Все было очень невинно, и Корнадоро это не на шутку заводило.
Спустя час, опустошив три кружки пива, он поднялся на ноги, подошел к Иреме и очень учтиво пригласил ее потанцевать. Она подняла на него свои большие, темные глаза молодой косули, словно подозревая, что незнакомец над ней подшучивает, — возможно, побился об заклад с приятелями, и ее ответ принесет ему выигрыш — или, наоборот, лишит проигранной суммы. Но его лицо выражало только искреннюю доброжелательность, — красивое, мужественное и одновременно чувственное лицо, один взгляд на которое заставил ее затрепетать. Подвыпившие подружки хихикали за ее спиной, отпуская смелые шуточки и подначивая принять приглашение. Чувствуя, как у нее самой слегка кружится голова от выпитого, Ирема протянула Корнадоро руку в донельзя формальном жесте согласия. Он подхватил ее и увлек на крошечный танцевальный пятачок.
Она собиралась вернуться за столик после одного-единственного танца. Но вот несущуюся из динамиков мелодию сменила другая, потом третья, четвертая, пятая… а они все танцевали. Их бедра соприкасались, тела льнули друг к другу, он прижимал ее к себе и снова отпускал.
— Меня зовут Майкл, — сказал он ей по-грузински.
Затуманенный взор Иремы на мгновение прояснился, она широко распахнула глаза.
— Надо же… как моего отца!
— Но я-то не твой отец, — заметил он.
— О боже, это уж точно, — со смехом отвечала она, запыхавшаяся, порозовевшая от стремительных движений.
Она назвала ему свое имя, и Корнадоро уверил девушку, что оно очень ей подходит, что она и в самом деле грациозна и изящна, как олень, в честь которого названа.
[53]
Ирема рассмеялась, положила руки ему на плечи, и они снова закружились в танце. Тонкие пальцы дрожали от переполнявших ее душу чувств. Ирема унаследовала от своей матери хрупкие, изысканные черты лица и нежную фарфоровую кожу. Она точно источала манящую, притягательную свежесть. Блестящие пряди длинных черных волос, стянутых в хвост на затылке, взлетали в воздух, обвивались вокруг ее шеи и груди при каждом повороте.
Корнадоро было нетрудно убедить Ирему, что она ему нравится, — она действительно ему нравилась, как, собственно, почти все женщины: их животный запах заставлял кипеть его кровь, пробуждал ненасытную алчность, зуд, который, как ни старайся, невозможно было утолить. Он просто-напросто нуждался в том, что находилось у них между ног. Камилла Мюльманн была потрясающей любовницей, но она требовала от него почти непосильной жертвы — соблюдения моногамии. Конечно, на самом деле Корнадоро никогда не соблюдал это условие. Он попытался было вначале, — но быстро сдался. С кем он изменил ей в первый раз? Может быть, с той распутной тайской девицей? Она еще оказалась на пять лет моложе, чем он предполагал… Или со старшеклассницей-американкой с пепельно-русыми кудрями? Возможно… Он не помнил точно. Главное, с того дня он перестал и пытаться хранить верность, все с большим совершенством и изощренностью обманывая Камиллу, чтобы остаться в ее постели. Это было непросто, учитывая, что Камилла, как правило, за милю чуяла вранье, — настоящий детектор лжи в человеческом обличье. А он не хотел терять выигрышное и в личном, и в политическом плане положение.
Камилла была великолепна, спору нет, но проблема заключалась в том, что она была уже немолода, а Корнадоро жаждал свежей плоти с ее юной, соблазнительной неискушенностью. И вот перед ним была Ирема. К тому же Корнадоро не нравился Картли, а потому мысль о том, как он совратит его дочь, вызывала сладостное содрогание, заставляя его облизывать губы в предвкушении.