Именно о Кику и прелести состояния покоя думала Шизей, когда к ней ворвался Дуглас Хау, разорвав в клочки хрупкую тишину, которую она так заботливо воздвигла вокруг себя и поддерживала все время, прошедшее после звонка ее брата-близнеца Сендзина.
Их краткий разговор, как кровь, вылитая в водоем, кишащий акулами, возмутил ровное течение ее жизни, которую до недавнего времени ей удавалось держать под контролем. Воды, которые казались спокойными и поэтому предсказуемыми, вдруг заколебались, стали темными, угрожающими.
И вот в это потенциально опасное море вошел Дуглас Хау. Его лицо сияло торжеством, а глаза до такой степени застилал победный дым, что он не заметил слез, блестевших в уголках глаз Шизей.
— Я примчался сразу же, как услышал! Это просто невероятно! — кричал он, красный от возбуждения. — Просто восхитительно! — Он сгреб ее в охапку, прижал к груди.
— Арестован по подозрению в убийстве! Шизей, это просто класс! Лучше, чем я мог себе вообразить! Вполне компенсирует мою дурацкую поездку, из-за которой я пропустил банкет. Так, значит, вот какой гениальный план ты вынашивала все это время! Клянусь Богом, это был самый удачный день в моей жизни, когда ты впервые вошла ко мне в кабинет.
Шизей всегда знала, что Хау — свинья, и рассматривала этот факт, как один из тех, которыми собиралась пользоваться в собственных целях. Но ей никогда не приходило в голову, что подлая жестокость этого человека может ее так шокировать. Вот он весь, Дуглас Хау, — лыбится, как мерзкая обезьяна над гроздью бананов! Ей стало и противно, и стыдно. Не было ничего удивительного в его реакции, и она еще больше укрепила Шизей в намерении идти своим собственным опасным путем. Гнев даже немного отвлек ее от резкого поворота в ее жизни, которым чреват этот неожиданный звонок брата. Сендзин скоро будет здесь. Он нуждается в ее помощи. Что бы это все значило? Не пустит ли это под откос ее собственные планы? Лучше об этом не думать, а не то ее решимость не сворачивать с пути растает, как дым в ясном летнем небе...
Лето. Шизей опять уплыла в прошлое, в ее лето с Кику, девушкой, поставившей перед собой цель — сделать свою жизнь произведением искусства. Решив еще в детстве стать гейшей, она не только взвалила на себя огромный труд, но и продемонстрировала железную волю, бросив вызов родителям и коллективному диктату традиционализма японского общества, обязывающего девушек, достигших определенного возраста, искать себе спутника жизни и выходить замуж. Шизей не могла не сочувствовать такой независимости духа, поскольку и сама во многих отношениях была отверженной в обществе людей и признавала диктат только собственного разума.
То, что Кику выбрала еще более трудный путь, чем она, посвятив себя труднейшему из искусств, где каждое движение, отшлифованы, как грани алмаза, еще больше возвышало Кику в глазах Шизей — во всяком случае, не меньше, чем независимость духа. В своей подруге она видела еще одно доказательство того, что духовное может подчинять себе материальное — в этой философии. Шизей искала защиты во время периодических эмоциональных срывов Аха-сан...
— Я сделала только то, для чего ты нанял меня, — сказала Шизей с приличествующей моменту скромностью. — Что ты бы сам сделал, если бы тебе позволяло твое положение.
— Но это просто мастерский удар! — не переставал восхищаться Хау.
— С твоей подачи, — Шизей нисколько не льстила. — Ты мне дал все необходимое для хорошей работы.
...Две молоденькие девушки. Кику и Шизей, часами говорили о волнующих их обеих проблемах. Для Шизей эти разговоры отчасти заполняли интеллектуальный вакуум, образовавшийся с отъездом Сендзина.
ВСЕ В ЭТОМ ГРУСТНОМ МИРЕ ПРЕХОДЯЩЕ И ИЛЛЮЗОРНО. ПОЭТОМУ СВОЮ ИКЕБАНУ ЖИЗНИ Я СТРОЮ НЕ СТОЛЬКО ИЗ ЦВЕТОВ И ВЕТОЧЕК, СКОЛЬКО ИЗ ИЛЛЮЗИЙ. ВОТ ПОЧЕМУ ТАК ВАЖНЫ ДЛЯ МЕНЯ ВОПРОСЫ ВКУСА И СТИЛЯ. Кику прививала Шизей уважение к «ики» — истинно японскому искусству стиля, утонченного и экономного. В нем нашли свое воплощение покой среди движения, тишина среди неумолчного грохота, тени среди света. В этом искусстве, овладеть которым не хватит всей жизни, оппозиции не только противопоставлены друг другу, но и слиты воедино, создавая сложное целое.
С другой стороны, невероятно собранная Кику была всегда одинока. А ей были нужны мужчины, как другим нужна пища — чтобы жить. Здесь уж помощь Шизей была незаменима: благодаря своему дару она видела мужчин насквозь, в совершенстве изучила все их уловки, которыми они пользуются, чтобы затащить красивую девушку в постель. Кику не могла, разумеется, спать с кем попало: в ее профессии нужна безупречная репутация.
В конце концов, обе девушки поняли, что любовь — романтическая любовь, о которой они читали в книжках, слышали в песнях, видали на сцене — не для них, если они хотят сохранить верность философским принципам, которые они отстаивали в своих беседах...
— Я рада, что ты доволен, — сказала Шизей сенатору Хау.
— Доволен? — вскричал Хау. — Мой Бог, девочка, да я просто в экстазе! Ты одним махом решила все мои проблемы. Брислинг действительно был материалом одноразового использования. Он никогда не довольствовался тем, что я ему даю, все требовал большего. Он для меня был то же, что для трамвая буфер на крутом спуске. Его я, например, совал в Джонсоновский институт, потому что не хотел, чтобы кто-либо знал о расследовании, которое там ведут по моему заданию.
— Расследование? Какое? — спросила Шизей. Покой на мембране кокоро, сердце всего сущего. Железный щит все нарастает, формируется — сверкающий панцирь неземного существа. Мир — ее мир — медленно поворачивался на своей оси.
— Неужели тебе не понятно? — удивился Хау. — Расследование его проекта «Пчелка». Я не игрушки играю с Брэндингом, а воюю на уничтожение, ты меня понимаешь.
Я дистанцировался от операции. Она — всецело детище Брислинга, а я всегда могу откреститься от него. Так думал я. Но дело оказалось сложнее. Ты была права, мне лучше бы не затевать этого расследования. Брэндинг, конечно, пронюхал... Все к лучшему, все к лучшему! И с Брэндингом, и с Брислингом разделались одним мастерским ударом!
Пошли ты своих экологов ко всем чертям, Шизей. Ты понапрасну расходуешь на них свой талант. Теперь, когда законопроект по АСИКС провален — а он уже сдох, как и политическая карьера Брэндинга — я хочу, чтобы ты официально работала у меня. «Оказывается, как просто можно перейти с положения раба на официальный статус, когда этого захотелось боссу», — подумала Шизей. — Я возьму тебя на постоянную работу. Ты защитишь меня от любого мерзавца получше дрессированного мастифа. Он у меня в штаны наделает, если попытается перечить!
«И, — подумала Шизей, — до чего же опасно брать на себя слишком много. Пожалуй, мне повезло, что я уже имею опыт в этом деле...»
И было еще кое-что в Кику, что притягивало Шизей, как магнит. Еще одни талант. Шизей почувствовала его, когда накануне праздника полнолуния она увидела на татами в доме Кику красивого самурая. У нее ноги подкосились, и она так и застыла в дверях, пораженная красотой юного воина. Этим воином была Кику.