Белый ниндзя - читать онлайн книгу. Автор: Гейл Линдс cтр.№ 117

Еидзи был самой природой предназначен для того, чтобы Шизей его трогала. До того, как он встретил ее, он думал только о своей карьере. Теперь он думал и о Шизей. Этого было ей слишком мало. Сендзин это прекрасно понимал, хотя сомневался, что и Шизей это тоже понимает. Она все еще видела себя девочкой-подростком, какой была в Аса-мах. Она все еще, казалось, не познала разницу между добром и злом, тем более не владела способом их разделения. У Сендзина на этот счет было иное мнение.

Почти с научным интересом он наблюдал, как Еидзи все больше и больше деградирует. Он, конечно, был уверен, что Шизей не до конца понимает, какой эффект оказывает на бедного студента эта массивная обработка с помощью соблазнительных колец ее ароматной ауры.

Дезинтеграция Еидзи — постепенное растворение его личности — очень порадовала Сендзина, поскольку он видел в этом молодом человеке угрозу для его гармоничных отношений с сестрой. И, что особо ценно, Сендзину даже не надо было помогать этому процессу, а только сидеть и ждать, когда Шизей сама его доконает.

Для нее было полной неожиданностью, даже шоком, когда Еидзи исключили из университета за пропуск занятий, за систематическое уклонение от семинаров и дискуссий на научные темы, которые являлись обязательными для студентов выпускного курса. Также он не сдал в срок положенные по программе рефераты.

Неужели Шизей не понимала, что ее дорогому Еидзи невозможно разорваться на части, так, чтобы одна часть находилась неотлучно при ее особе, а другая — посещала занятия и писала рефераты? Очевидно, нет. И Еидзи утратил интерес к учебе. Его поклонение Шизей было теперь совершенно рабским: чем больше он давал, тем больше она требовала.

С восторгом в сердце Сендзин наблюдал, как она высасывает из Еидзи все соки. Как распутница, как шлюха, она разбазаривала свой дар направо и налево. Она так же не замечала за собой ничего предосудительного, как Аха-сан, когда на нее накатывали истерики. Сходство было до того поразительное, что Сендзин решил спасти сестру от нее самой.

А для этого он решил убить Еидзи.

Ну, не просто убить — это было бы бессмысленно, даже глупо, — а сделать это в педагогических целях, так, чтобы вывести Шизей из состояния детства, открыть ей глаза на то, кто она и кем она может стать благодаря своему дару. В конце концов, думал он, это мой долг. Кто о ней позаботится, если не я?

А что в это время происходило в сознании Шизей? Отдавала ли она себе отчет в том, какую роль сыграла в судьбе Еидзи? Или она умышленно не хотела знать, что ей действительно нужно от жизни?

То, о чeм она думала все это время, ни в коей мере не относилось ни к Еидзи, ни к Сендзину. Их мысли и их чувства выпадали из сферы ее жизненных интересов.

Она думала об Аха-сан, которую она любила и к которой, как ей казалось, она всегда может прибежать, уткнуться лицом в ее мягкие, теплые груди и слушать стук ее сердца. Закрыть глаза и заснуть в блаженной истоме.

Но вместе с тем, как размалеванный холст, протянутый через театральную сцену, через ее память протянулась череда эмоциональных взрывов Аха-сан. Они преследовали Шизей, заполняли все помещение ее спальни, заполняя ночь кошмарами, ставя перед ней вопросы, на которые она не могла ответить: в чем я не угодила ей?

Чем бы я могла ее порадовать? Любит ли она меня? ЛЮБИТ ЛИ ОНА МЕНЯ?

И каждый раз, когда подобные вопросы досаждали ей, она бросала свое лассо ароматных колец и стягивала его все крепче вокруг бедного Еидзи.

Задолго до того, как Сендзин решил убить Еидзи, его сестра взялась всерьез уничтожить его, даже не подозревая об этом. Она бы никому не поверила, даже Сендзину, если бы он оказался достаточно глупым, чтобы начать растолковывать ей это. Разве она могла поверить в то, что намерена уничтожить Еидзи, который обожает ее, чтобы спастись от ледяного дыхания Аха-сан, замораживающего раз за разом различные части ее личности?

Сендзин намеревался одним выстрелом убить двух зайцев: и сестру спасти, и послужить Тао-Тао, направив какую-то часть энергии на мембрану кокоро, сердце всего сущего.

Обдумывая свой план, Сендзин видел, что Еидзи — идеальная жертва. Девственник если не в физическом смысле, то уж точно во всех остальных. Его обожание Шизей было совершенно бескорыстным. До встречи с Шизей он был высокомерным юношей, уверенным как в собственном превосходстве над окружающими, так и в том, что ему обеспечено место под солнцем. Кольца Шизей лишили его высокомерия, напыщенности, всего наносного. По иронии судьбы, будучи на грани гибели, он стал более достойным человеком, чем когда-либо в жизни.

Когда Сендзин убил его, он принял смерть, как ягненок. До последнего вздоха он был поглощен своей любовью к Шизей, не замечая и не чувствуя, что происходит вокруг него.

Потом Сендзин долго вспоминал, в какой миг наступила его смерть. В ретроспективе ему казалось, что, пожалуй, она не произошла в оптимальный для педагогического воздействия момент.

Сендзин со своего укрытия прекрасно видел мелькающие ягодицы Еидзи, когда тот занимался любовью с Шизей. Он никогда не забудет выражения, появившегося в глазах Шизей, когда он открутил башку у ее любовника, сломав третий и четвертый позвонки со звуком, напоминающим хруст сломанной ветки под натиском свирепого урагана.

Глаза Шизей были совсем светлыми — они у нее всегда такими бывают, когда она занимается любовью — и они смотрели на Сендзина с выражением, которое можно описать как комбинацию шока, недоумения и ужаса. Вот именно последний компонент и навел Сендзина на мысль, что он, пожалуй, не совсем точно выбрал время для вмешательства в их идиллию.

Пожалуй, он все-таки больше думал о себе, чем о педагогическом эффекте того, что он делает, когда он смахнул с Шизей Еидзи и поднялся над ней во весь рост так, что его тень упала на ее обнаженное тело, проникнув в такие места, куда его физическое тело не могло проникнуть.

Шизей закрылась руками, как будто он был какой-то похотливый нахал, ворвавшийся к ней среди ночи, и это очень обидело его. Он даже подумал о том, чтобы бросить все как есть и не проводить своего демонстрационного урока.

Шизей плюнула ему в лицо, и он ударил ее наотмашь. Потом, поскольку с ней начиналась истерика, он связал ей руки и ноги завязками от ее же пижамы.

В душе его уже звучали рунические песнопения. Когда он начал произносить их вслух, воздух потемнел и задрожал. Вновь и вновь он повторял магические слова, чтобы приготовить и себя, и ее к тому, что должно сейчас произойти. Шизей таращила на него глаза и изрыгала непечатные ругательства. Это было тоже своего рода повторение, и поэтому он не стал ее бить. Повторять, повторять, накапливать энергию... Кроме того, она и сама потом поймет, что все это для ее же блага.

Тогда у него еще не было специально заготовленных для святого дела лезвий, согреваемых током его крови. Он воспользовался кухонным ножом: склонился на колени перед трупом Еидзи и аккуратными лентами, как положено по ритуалу, начал сдирать кожу. Глаза Шизей готовы были вывалиться из орбит, она издавала странные, кудахтающие звуки. Затем ее вырвало. Но она не могла оторвать глаз, не могла возвысить свой голос против того, что он делал.