Мико - читать онлайн книгу. Автор: Гейл Линдс cтр.№ 35

Небо начинало быстро темнеть, подступающая ночь казалась огромной и в то же время близкой, что создавало странное ощущение полной изолированности и одновременно острой клаустрофобии. Тучи нависали так низко, что не было видно ни одной звезды. Темнота, когда она наступит, будет кромешной.

— Мир полон демонов, — продолжал Готаро, наблюдая за приближающимся плавником, — потому что есть много существ, которые живут не так, как мы. Их зависть неизбежно переходит в ненависть, и тогда они добиваются своего, причиняя нам зло. — Он вытянул руку и железной хваткой вцепился в край перегородки. — Во всяком случае, так говорила моя бабушка. Я до сих пор не знаю зачем — то ли чтобы испугать меня, то ли чтобы дать мне понять, что в этой жизни нужно бороться. Всегда бороться, чтобы добиться того, чего хочешь.

Теперь стало совсем плохо: перегородка заскрипела и накренилась под таким углом, что их чуть не смыло волной. Нанги чувствовал, что они начинают съезжать набок, Готаро рядом с ним отчаянно цеплялся за край, чтобы удержать равновесие. Нанги делал все, чтобы помочь ему, но понимал, что толку от него мало.

Когда они снова выровнялись, Готаро прижал к себе Нанги, словно мать, защищающая своего младенца. Их плот все еще раскачивался и жалобно скрипел.

Готаро почувствовал, как под ним начала образовываться трещина, и сказал:

— Теперь я благодарю Бога, что бабушка заботится о моем младшем брате, Сэйити. Она очень старенькая, но все такая же мудрая. Думаю, только ей под силу удержать его от того, чтобы он не записался нелегально в армию. Ему почти семнадцать, и, видит Бог, эта война сжевала бы его и безжалостно проглотила. — Внезапно голос Сато изменился, и он сказал: — Тандзан, обещай мне, что ты присмотришь за Сэйити, когда вернешься домой. Моя бабушка живет в Киото в Хигасияма-ку, около южной оконечности парка Маруяма.

Временами у Нанги все начинало плыть перед глазами. В голову словно вбивали гвозди, поэтому связные мысли давались ему с трудом.

— Я хорошо его помню. Парк... — Он видел перед собой Цветущие криптомерии и деревья сакуры, молодые и полные жизни. Мириады листьев, дрожащих на теплом летнем ветерке. Яркие рубашки детворы, аккуратные строгие узоры кимоно, бумажные солнечные зонтики. Слышал музыку вперемешку со смехом, плывущую над аккуратно подстриженными газонами.

— Господь мне свидетель, я этого не хочу. — Эти странные слова долетели до Нанги словно издалека, и он почувствовал, как волнение Готаро начинает передаваться и ему, будто невидимая нить протянулась между ними. Но мысль о том, что этот большой и сильный человек находится рядом, в какой-то степени утишала его страх. И он подумал: “Так или иначе, но мы выстоим, пока Ногути нас не отыщет”.

— Молись за меня, мой друг, — услышал он и неожиданно почувствовал, что Готаро рядом с ним больше нет.

Пронизывающий ветер безжалостно налетел на него, хлипкий плот затрясся. До него донесся приглушенный всплеск, и он начал озираться вокруг своим уцелевшим глазом. Было еще достаточно светло, чтобы разглядеть пену от сильных рывков Готаро, уплывавшего от раскачивающегося плота.

— Вернись! — закричал Нанги. — О, Сато-сан, вернись! Пожалуйста!

И тут он чуть не задохнулся, дыхание его остановилось — он увидел мощный изогнутый плавник, поднимающийся над водой, и он уже не мог оторвать от него взгляд. Страх и ненависть, которые клокотали в Нанги, словно превратились в физически осязаемые вещи. Ничего в жизни ему так не хотелось, как убить этого монстра, и, увидев, как черный треугольник быстро рассекает гребни волн, он громко зарыдал, молотя по своим бесполезным ногам.

Тело Готаро подбросило над водой, когда невидимая акула резко налетела на него и начала швырять из стороны в сторону. Беспомощное перед натиском разъяренного хищника, оно в последний раз показалось над поверхностью воды, увлекаемое на дно силами первобытной природы.

Глаза Нанги застилали слезы бессильной ярости, и он снова и снова обрушивал на себя удары. Вой ветра криками проклятий отдавался у него в ушах.

Прошло еще много-много времени, прежде чем он начал молиться Богу, которого он не знал и не понимал, но к которому обращался теперь за утешением. Во имя продолжающейся жизни.

К. Гордон Минк, руководитель Красной Станции, сидел на головокружительной высоте — гидроподъемник вознес сиденье его кресла до максимума — на два с половиной метра от пола. Между ним и жестким деревянным полом не было ничего, что могло бы предохранить его в случае падения, но Минку это нравилось; он считал, что ощущение опасности рождает творческое состояние.

В этом здании, находившемся в шести небольших кварталах от Белого дома, его офис был единственным, в котором стены не были увешаны коврами. Минк не желал, чтобы что-либо заглушало звук. Он был фанатиком остроты шести чувств — и был таковым уже много лет, с тех пор, как с блеском закончил элитарную академию Фэйрчайлд, упрятанную в захолустную Вирджинию, в такое место, которое большинство из тех, кому удалось выдержать этот злосчастный жребий, называли “Костоломным”.

Минк постоянно задавался вопросом о важности шестого чувства, и его ответ всегда был неизменным: “Интуиция — это все!” В то время как многие его друзья — руководители станции просиживали больше времени за своими непрерывно совершенствующимися компьютерами, Минк уделял этому все меньше и меньше внимания.

И уже замечал разницу. Те, другие, превращались в серых червей, с вытянутыми озабоченными лицами, освещаемыми зеленым фосфоресцирующим светом, с изматывающими головными болями. Осознав наконец коварный эффект компьютерных консолей, они нанимали помощников, которые должны были передавать им информацию от компьютеров. Похоже, их не очень беспокоила необходимость каждые шесть месяцев менять этих помощников, а также рост бюджетных расходов на санаторий максимальной безопасности, в котором они жили, — в двух шагах от Национального зоопарка.

Это было огромное, раскинувшееся на большой площади здание, возраст которого перевалил за два столетия, он считался достоянием нации. Каждый год Смитсоновский институт, не ведая его настоящего назначения, пытался добиться открытия его для свободного доступа, и каждый год ему в этом отказывали.

В офисе Минка вообще не пахло компьютерами; они были строго запрещены. Однако имелось несколько принтеров, один из которых был установлен в его просторном кабинете. Две стены под пятиметровым потолком были покрыты огромными прямоугольными панелями, похожими на окна более, чем сами окна. Так было задумано. В действительности это были гигантские проекционные экраны, изготовленные из особого химического состава и способные так воспроизводить проецируемые голограммы, что создавался полный эффект реальности. Конечно, голограммы время от времени менялись, но в основном, как и сейчас, это были два вида Москвы: площадь Дзержинского или, точнее, большая открытая площадь, испещренная закутанными в каракуль пешеходами, а в глубине улицы — черный лимузин “ЗИЛ”, заснятый в тот момент, когда он въезжает в черное отверстие на фасаде внушающего страх здания, известного всему миру как ужасная Лубянка. Там — тюрьма и Управление КГБ.