Мозаика - читать онлайн книгу. Автор: Гейл Линдс cтр.№ 29

* * *

11.00. СУББОТА

ОКРУГ ВЕСТЧЕСТЕР (ШТАТ НЬЮ-ЙОРК)

Солнце проглянуло на унылом небе, нерешительный свет пытался согреть холодный воздух. Парк приюта для престарелых посерел с наступлением осени, трава пожухла, деревья избавлялись от листьев. Монах катил кресло Лайла Редмонда по одной из дорожек. Они говорили о Маргерит. Монах пытался утешить его. Лайл всеми своими чувствами ощущал ее присутствие. Приступы боли при каждом сотрясении кресла напоминали о безжалостности ее смерти... и о его ответственности за нее.

Его глаза увлажнились; он стал направлять монаха к своему любимому месту под старым платаном. Его посетила неожиданная мысль — а вдруг в ветвях дерева скрывается подслушивающее устройство. Вероятно, с его помощью Джон Рейли и узнал о двух пакетах, за отправку которых он заплатил санитару.

— Отвезите меня туда.

Сдерживая голос, он кивнул в сторону другого места рядом с прудом. Там не было деревьев над головой, приют располагался ниже по склону и отсюда был не виден. Здесь их никто не услышит. Вода с ритмичным плеском набегала на топкий берег.

Отец Майкл остановил кресло около гранитного валуна. Одинокая дикая утка плыла по гладкому, как стекло, пруду. Монах поставил кресло на тормоза и сел на валун напротив так, чтобы оказаться лицом к лицу со стариком. Он был в лоне матери-церкви уже около сорока лет и хорошо разбирался в человеческой природе. В некотором отношении он знал Лайла Редмонда лучше, чем Лайл мог когда-либо знать себя сам. С остальной своей паствой он предпочитал в таких случаях совместную молитву, но Лайл никогда не пошел бы на нее.

— Я согрешил, — вздохнул Лайл.

— Я умею слушать, — сказал священник. — Может быть, сейчас самое время рассказать мне все.

Он говорил со слабым немецким акцентом.

Лайл разглядывал доброе лицо отца Майкла. Круглое, с пухлыми щеками, под глазами бледно-синие мешки. Нос у него был острым, а волосы редеющие и седые. В его чертах ощущалась сила, решил Лайл, как будто под тучностью скрывалась закаленная сталь. Ему нравилось, что священник не был слабоумным добряком, который ни на что, кроме сочувствия, не способен.

Он подался вперед и заговорил тихо и доверительно:

— Мой партнер Дэн Остриан двадцать лет назад ушел на покой с половиной миллиарда долларов. Он решил, что имеет достаточно денег, и настало время занять подобающее место в обществе. Он стал большим филантропом и послом. — Лайл помедлил, ощутив стыд. — Но я прикинул и решил — а на черта мне это надо? Денег никогда не бывает достаточно. И продолжал работать, пока не увеличил первоначальный капитал, равный состоянию Дэна, в сорок раз. О здоровье я никогда не думал, оно не подводило. Но в какой-то момент я вдруг понял, что уже не так силен. Ну, примерно, как если бы у старого мотора бензин кончился.

Священник понял.

— Боли и недомогания возраста.

Лайл кивнул белой головой.

— И вот я оглянулся и подумал — а что же я получил за шестьдесят лет непрерывной работы? Состояние, которое превышает то, о чем Мидас мог только мечтать, трое сыновей, которые смертельно ненавидят меня... — Он сделал паузу, сглотнул и признал правду: — И груз вины.

Монах заглянул в слезящиеся глаза старика, пытаясь представить себе, кем он себя ощущает. Никогда прежде Лайл не был настолько откровенен.

— Именно поэтому вы пытались основать свой фонд?

— Да. — Он закрыл глаза.

Может быть, сказались последствия пребывания в этом адском приюте. А может быть, дело было в ужасном убийстве Маргерит и его собственной причастности к нему. Он не мог точно сказать почему, но когда открыл глаза, то сказал всю тяжкую, тайную правду.

— Я пытался купить покой обычным способом — благотворительностью. Я видел, как теды тернеры и биллы гейтсы всего мира поступают так, и подумал — а почему бы и нет? Жертвуешь на гуманные нужды, и чем больше, тем луxше. Такой была линия моего поведения. И подобно Теду и Биллу, я никогда не планировал отказываться от всего, несмотря на то что именно этого испугались мои мальчики. Я не был настолько глуп. Посчитал, что если я внесу в фонд половину того, что у меня было, то у меня останется уйма денег на пожертвования и на то, чтобы получить от множества людей благодарность, то есть то, ради чего я работал до седьмого пота. И все это без особого ущерба для моего личного счета.

— То есть ваши деньги продолжали бы расти?

Лайл угрюмо кивнул:

— Я все равно оставался бы чертовски богатым, но при этом загладил бы свою вину. И тогда я обнаружил то, чего никак не ожидал. Мне действительно нравилось помогать людям. Я оглядывался вокруг и видел, что повсюду одна нужда. Я попытался как можно быстрее создать фонд, чтобы можно было делать что-то доброе. Но при этом я был настолько занят, что забыл основы войны и бизнеса. Упустил из виду тыл. — Он ухмыльнулся. — Мои мальчики испугались, что потеряют свои «наследства». Они провернули переворот и заставили суд признать меня невменяемым и не способным позаботиться о себе. Бум! Ушли мои деньги. Мои дома. Мои машины, семья и...

Его голос прервался.

— И потом они послали вас сюда, чтобы им было спокойно.

— Да. Они все еще боятся меня, — тихо сказал старик.

Отец Майкл разглядывал его, думая о своем прошлом. Ему не была дарована благодать легкой веры. Десять лет назад, несмотря на францисканские обеты, у него случился кризис веры, который чуть не погубил его. Он замыслил убийство. Но с помощью Божьей милости, терпения коллег-священников и неустанной молитвы он прошел через все это, вновь пылко поверив, что Бог существует и что он справедлив и милостив. Лайл Редмонд не знал этого, но у них было много общего.

В результате он пришел к тому, чтобы вновь посвятить себя делу святого Франциска Ассизского, для которого не было ничего важнее спасения душ. В конце концов, Иисус позволил убить себя на кресте ради любви ко всем душам — как добрым, так и злым. И теперь отец Майкл отыскивал самых худших и самых упорствующих грешников. С добротой Руфи и терпеливой решительностью Иова он работал, чтобы спасти их и к тому же успокоить свое сомнение в том, что он достоин такого жизненно важного дела. Лайл Редмонд был мерзким грешником, одним из наихудших из тех, с кем приходилось встречаться священнику. Вот почему он стал терпеливо посещать Лайла.

Улыбаясь, он подался вперед:

— Очень рад слышать ваш правдивый рассказ. Но мне кажется, что вы сейчас не без причины заговорили об этом.

— Вы правы. — Во взгляде Лайла мелькнула настороженность. — Давайте поговорим об аде.

Лайл был старомодным католиком, отец Майкл был старомодным священником. По этой причине Лайл решил говорить с ним прямо, чего он за собой не мог припомнить с детства.

— Я помню катехизис. Я помню, что «жизнь сладка, а смерть горька». Поэтому напомните мне, что с нами происходит после смерти.