— Конечно, но в данный момент мне это не с руки. Если он позвонит еще, пожалуйста, скажите ему, что я уже ушел и вы не смогли передать мне его просьбу.
— Так нужно, мсье?
— Он будет благодарен вам за то, что вы не прибавили ему проблем.
— Понимаю, — улыбнулся доктор.
— А я нет, — сказала Карин, как только они вышли из больничного корпуса и направились по бетонной дорожке к автомобильной стоянке.
— Что «нет»?
— Не понимаю. Почему вы отказались поговорить с Соренсоном? По-моему, вам не помешало бы посоветоваться с ним: вы ведь говорили, что доверяете ему.
— Доверяю. Но дело в том, что он доверяет системе, в которой прослужил десятки лет.
— Ну и что?
— У него возникли бы неприятности из-за моего плана. Он сказал бы, что это в компетенции Управления, и только Управление решает, что делать дальше, а вовсе не я. И конечно, был бы прав.
— Если он прав, почему вы поступаете по-своему?.. Простите, не надо отвечать, это глупый вопрос.
— Спасибо. — Лэтем взглянул на часы. — Почти шесть. Как ваша рука?
— Не слишком хорошо. Анестезия отходит, но, слава Богу, через повязку не видно, что с рукой.
— Вы провели в операционной два часа, значит, пришлось много резать. Вы действительно хотите пойти со мной на встречу с Витковски?
— Даже если бы эта проклятая рука отвалилась, вы все равно не остановили бы меня.
— Но чего ради? Вы страшно устали, и вам больно. Я бы ничего не скрыл от вас, пора бы вам это знать.
— Я и знаю. — Они подошли к машине. Дру открыл дверцу; их взгляды встретились. — Я знаю, что вы не будете ничего от меня скрывать, и ценю это. Но вдруг я смогу подсказать что-то еще, когда пойму, что вы задумали. Почему вы не объясните мне?
— Хорошо, попробую. — Лэтем закрыл дверцу и, обойдя «рено», сел за руль. Включив мотор и выведя машину на, выездную дорожку, он сказал, чувствуя на себе пристальный взгляд Карин: — Кто такой Крёгер и какую власть он имел над Гарри?
— Власть? Какую власть? Он — явно нацистский врач, видимо, знающий, Гарри познакомился с ним в Хаусрюкских Альпах. Возможно, он лечил Гарри от какой-то серьезной травмы. Можно чувствовать признательность даже к врагу, если он врач и помогает тебе.
— К Крёгеру Гарри испытывал не обычную благодарность, — сказал Дру, следя за дорожными знаками, чтобы не пропустить съезда на Монмартр. — Когда я спросил Гарри, кто такой Крёгер, он ответил так, что я никогда этого не забуду: «Тебе может рассказать об этом Лесситер, не думаю, что это следует делать мне». Меня это пугает, леди.
— Вы правы, но это соответствует его поведению. Неожиданный взрыв эмоций, рыдания, крики о помощи. Это был совсем не тот Гарри, которого мы знали, не тот трезвый аналитический ум, не тот бесстрастный человек, о котором мы говорили.
— Не согласен, — тихо сказал Лэтем. — Возьмите эти слова отдельно, повторите их, и вы поймете, что их сказал Гарри, который всегда обдумывал ответ и не принимал решения, тщательно не взвесив его. «Тебе может рассказать об этом Лесситер, не думаю, что это следует делать мне». — Дру вздрогнул и свернул на магистраль, ведущую к центру Парижа. — Герхард Крёгер — больше, чем просто врач из долины Братства. Раньше я называл его сукиным сыном, но, возможно, ошибаюсь. А что, если именно он помог моему брату бежать? Кто бы он ни был, только Крёгер может рассказать нам, что произошло с Гарри в долине и как попал ему в руки этот список.
— Вы предполагаете, что Крёгер — наш союзник, а не неонацист, и Гарри, психически выбитый из колеи, пытался оберегатьего?
— Не знаю, но он был явно чем-то большим, чем врач, лечивший Гарри от простуды или от артрита. Герхард Крёгер очень много значил для брата, я убежден в этом. Вот почему Крёгер — ключ ко всему, а значит, я должен его найти.
— Но как?
— Этого я тоже не знаю. У Витковски могут возникнуть какие-то идеи; хорошо бы подключить антинейцев — пусть распространят слух, что Гарри жив. Я просто не знаю.Я иду на ощупь, но если мы объединим усилия, то наши антенны хоть что-нибудь поймают... Простите, мадам Лингвистика, надо было сказать «antennae», но это звучит глупо.
— Согласна. Вообще-то мне непонятно, почему вы вечно извиняетесь за то, что сказали или подумали, словно я учительница.
— Наверное, это оттого, что вы в этих делах были ближе к Гарри, чем я. Он всегда поправлял меня, в основном добродушно, но постоянно.
— Он любил вас...
— Да, — устало сказал Дру. — Давайте переменим тему, о'кей?
— О'кей. Как вы думаете, с чем придет, полковник, что у него появилось, как вы выражаетесь?
— Не имею ни малейшего представления, но если он действительно соответствует своему реноме, это будет что-то высокого класса.
«ГЕРАЛЬД ТРИБЮН» — ПАРИЖСКИЙ ВЫПУСК НАПАДЕНИЕ ТЕРРОРИСТОВ НА СОТРУДНИКОВ ПОСОЛЬСТВА США
Посольство Соединенных Штатов сообщило, что вчера террористы в масках совершили нападение на ресторан в районе Вильжюиф, где обедали двое американцев. Мистер Дру Лэтем, атташе американского посольства, убит. Его брат, мистер Гарри Лэтем, офицер связи при посольстве, остался жив и по приказу своего правительства в настоящее время скрывается. Убийцы бежали, их не могут найти, и ни их личности, ни цель нападения не ясны. По описанию, это двое мужчин среднего роста, в масках-чулках и в темных рабочих костюмах. Оставшийся в живых мистер Лэтем сообщил, что оба нападавших получили серьезные ранения в результате бдительности, проявленной его братом. Мистер Дру Лэтем был вооружен и стрелял, пока не был убит. Французские власти, по настоятельному требованию американского посольства, расследуют случившееся. Предположения в основном указывают на иракских или сирийских граждан...
* * *
— Ради всего святого, что у вас там происходит?—рявкнул государственный секретарь Адам Боллинджер, соединившись по телефону с американским послом во Франции Дэниелом Кортлендом.
— Если бы я знал, то сообщил бывам. Хотите отозвать меня? Если да, действуйте, Адам. Вы сунули меня в костер, а моего французского не хватает, чтобы позвать на помощь. Я профессиональный дипломат, а не одна из ваших проклятых политических фигур... В сущности, ни один из ваших сотрудников не знает языка и едва умеет говорить по-английски.
— Сейчас не время для сарказма, Дэниел.
— Но самое время подумать о том, кто над кем стоит, Боллинджер! Дру Лэтем, один из немногих агентов, способных соображать, убит после четырех покушений на его жизнь, а у меня нет ответа ни на один вопрос!
— Брат-то его жив, — неуклюже попытался вывернуться госсекретарь.
— Просто потрясающе! Где жеон, черт возьми?
— У меня прямая связь с Управлением. Как только станет известно мне, узнаете и вы.