Завет Холкрофта - читать онлайн книгу. Автор: Роберт Ладлэм cтр.№ 8

Ноэль опять подумал, кто же такие эти дети Кесслера и фон Тибольта. Скоро он узнает.

Последнее условие контракта было не менее поразительным, чем все предшествующие. Деньги следовало распределить соответствующим образом в течение шести месяцев после размораживания счета. Данное условия обязывало всех троих отпрысков полностью посвятить себя возложенной на них миссии. Именно этого и требовали вкладчики: абсолютной преданности делу. Отныне все трое перестают принадлежать себе, в их судьбе должны произойти глубокие перемены: они должны пожертвовать частью своей жизни. Но беззаветная преданность делу требует вознаграждения, поэтому в конце шестимесячного срока в случае успешного завершения операции по распределению этих средств среди жертв холокоста цюрихское агентство прекратит свое существование, а каждый из троих потомков получит по два миллиона долларов.

Два миллиона долларов. За шесть месяцев.

Два миллиона!

Ноэль стал размышлять, что все это значит для него в личном и профессиональном плане. Это свобода. Манфреди сказал, что он талантлив. Да, он был талантлив, но его талант крайне редко проявлялся в творениях. Ему приходилось заключать контракты, которые он предпочел бы отвергнуть; составляя проекты, он вынужден был идти на уступки там, где архитектурная интуиция подсказывала ему не уступать; приходилось отказываться от интенсивной работы, ибо финансовые затруднения вынуждали его тратить время на выполнение куда менее предпочтительных заказов. Он постепенно становился циничным.

Ничто в этом мире не вечно, но когда приходится постоянно делать скидку на фактор физического износа, то и сам неминуемо подвергаешься моральной амортизации. Никто не знал этого лучше Холкрофта, архитектора, некогда обладавшего обостренным чувством совести. Возможно, он вновь обретет это утраченное чувство. Когда получит свободу. С двумя миллионами долларов.

Холкрофта удивили собственные мысли. Он уже принял решение. Он был готов поступить так, как не собирался поступать до тех пор, пока не обдумает это предложение. Во всех мельчайших деталях. И теперь он собирался выкупить свою столь неуместную в современном мире совесть за деньги, которые, как он уверял себя, способен был отвергнуть.

Так что же они собой представляют, эти дети Эриха Кесслера и Вильгельма фон Тибольта? Женщина и мужчина-ученый. Но помимо разницы в поле и в профессии они были причастны к той жизни, о которой он почти ничего не знал. Они были там. Они все видели. Они были достаточно взрослыми детьми тогда — и не могли забыть... Они жили в страшном демоническом мире, имя которому было Третий рейх. Ему, американцу, будет о чем их порасспросить.

Порасспросить? О чем?

Но он уже все решил. Он сказал Манфреди, что ему потребуется какое-то время, по крайней мере, несколько дней, прежде чем он сможет принять решение.

— Неужели у вас в самом деле есть выбор? — спросил его швейцарский банкир.

— Разумеется, есть, — ответил Ноэль. — Я не продаюсь ни при каких обстоятельствах. И меня не страшат угрозы, посланные мне тридцать лет назад бандой маньяков.

— И правильно. Обсудите все с матерью.

— Как? — изумился Холкрофт. — Мне казалось, вы сказали, что...

— Что все должно оставаться в тайне? Да, но для вашей матери сделано единственное исключение.

— Почему же? Мне кажется, она уж должна быть последней, кому...

— Она — первая! И единственная. Она оценит это доверие.

Манфреди прав. Если Холкрофт согласится, то ему волей-неволей придется приостановить дела своей компании и начать кругосветное путешествие в поисках детей Кесслера и фон Тибольта. Это возбудит любопытство матери, а она не из тех женщин, что оставляют свое любопытство неудовлетворенным. Она начнет докапываться, и, если ей случайно станет известно о миллионах, спрятанных в Женеве, и о роли Генриха Клаузена в этой гигантской краже, мать может взорваться. Ведь в ее памяти еще живы воспоминания о бандитах-параноиках из Третьего рейха. И если она обнародует то, что станет ей известно, международный суд наложит на депозит бессрочный арест.

— А если она не поверит?

— Вы должны ее убедить. Это письмо убедительно, и, если потребуется, мы тоже вмешаемся. В любом случае было бы полезно знать о ее реакции, пока мы не приступили к делу.

Какова же будет ее реакция? Ноэль ломал голову, думая об этом. Альтина не из тех заурядных матерей, каких тысячи. Он-то очень рано понял, что мать — натура особенная. Она совсем не соответствовала стандартному представлению о богатой манхэттенской матроне. Здесь, в кругах нью-йоркской знати, ее подстерегали всевозможные ловушки: лошади, яхты, уик-энды, проводившиеся на роскошных курортах в Калифорнии, но ей была чужда безоглядная погоня за успехом и за престижем.

Она уже прошла через все это. Позади у нее бурная жизнь в Европе тридцатых годов, где она, молодая бесшабашная американка, оказалась, вырвавшись из-под опеки родителей, у которых осталось какое-никакое состояние после финансового краха и которые предпочитали жить, сторонясь своих менее удачливых конкурентов. Она вращалась в высших слоях британской аристократии, в кругу завсегдатаев парижских кафе, водила знакомство с энергичными новыми хозяевами Германии. И из этих бурных лет она вынесла трезвость ума и спокойствие души, порожденные любовью, усталостью, ненавистью и яростью.

Альтина была человеком особого склада, в равной степени друг и мать; их дружба была глубока и не требовала постоянного подтверждения. В каком-то смысле, думал Холкрофт, она ему даже больше друг, чем мать, ибо в роли матери она чувствовала себя не вполне комфортно.

— Я совершила в жизни слишком много ошибок, мой милый, — сказала она ему однажды, смеясь, — чтобы доверять силе авторитета, который имеет биологическое происхождение.

И вот теперь ему предстояло попросить маму вспомнить о человеке, которого она в течение долгих лет старалась забыть. Испугает ли это ее? Вряд ли. Усомнится ли она в целях, которые изложены в переданном ему Манфреди документе? Вряд ли, если прочитает письмо Генриха Клаузена. Какие бы воспоминания ни уязвляли душу матери, она была женщиной умной и чувствительной. Люди меняются, им ведомо чувство раскаяния. Ей придется это признать, сколь бы неприятным для нее ни было это признание в данных обстоятельствах.

Наступил конец недели. Завтра воскресенье. Мать с отчимом проводили выходные за городом, в Бедфорд-Хиллс. Завтра утром он поедет туда и поговорит с ней.

А в понедельник предпримет первые шаги, чтобы приготовиться к возвращению в Швейцарию, где ему надо разыскать пока еще неизвестное агентство в Цюрихе. В понедельник начнется охота.

Ноэль вспоминал свой разговор с Манфреди. Вот что тот сказал ему на прощанье:

— У Кесслера было два сына. Старший, Эрих, названный в честь отца, — профессор истории в Берлинском университете. Младший, Ганс, — врач, живет в Мюнхене. Насколько мне известно, у обоих весьма высокая репутация в их кругах. Они поддерживают темные контакты друг с другом. Если Эриху станет все известно, он может потребовать, чтобы и брата включили в дело.