Они въехали в район, прилегающий к озеру. Пилот прочесывал одну улицу за другой в поисках телефонной будки. Наконец, он нашел телефон, подогнал машину к тротуару и бросился к кабинке. Альтина наблюдала из машины, как он звонит. Закончив говорить, тот вернулся, вновь уселся за баранку — медленнее, чем вылезал из-за нее, и на мгновение застыл, нахмурясь.
— Бога ради, что случилось?
— Не нравится мне это, — произнес он, наконец. — Они ожидали вашего звонка.
— Ну конечно. Мой сын обо всем распорядился.
— Но ведь звонили-то не вы. А я.
— А какая разница? Я просто попросила кого-то позвонить, вместо меня. Так что они сказали?
— Не они. Он. И сказал он кое-что, предназначенное явно не для чужих ушей. В этом городе не так уж свободно разбрасываются информацией. Нечто конфиденциальное могут сообщить, только узнав голос на том конце или услыхав слова, означающие, что собеседник имеет право это знать.
— Так чтоже он все-таки сообщил? — раздраженно перебила Альтина.
— Попросил о встрече. И как можно скорее. На десятом километре в северном направлении, по дороге на Везену. Это на восточном берегу озера. Он сказал, что ваш сын будет там.
— Тогда едем!
— Как это «едем», мадам?
— Я готова предложить вам еще больше. — И она протянула пилоту пятьсот американских долларов.
— Вы с ума сошли, — пробормотал он. — Так что, договорились?
— При условии, что до тех пор, пока вы с сыном не встретитесь, вы обещаете делать все, что я вам скажу, — ответил тот. — Я не приму таких денег в случае неудачи. Но если его там не окажется — это не моя забота. Я получу плату за выполненное дело.
— Получите, получите. Поехали.
— Отлично. — Пилот завел машину.
— Почему вы такой подозрительный? Лично мне вес кажется вполне логичным, — проронила Альтина.
— Я же вам сказал. В этом городе существует свой кодекс поведения. В Женеве телефон играет роль курьера Мне должны были дать другой номер, по которому вы сами могли бы связаться с сыном. Когда же я это предложил, мне ответили, что на это нет времени.
— Все может быть.
— Возможно, но мне это не нравится. Телефонистка на коммутаторе сказала, что соединяет меня со стойко" портье, но человек, с которым я разговаривал, явно hi был портье.
— С чего вы решили?
— Портье могут вести себя весьма нагло, что частенько и делают, но никогда не диктуют. А человек, говоривший со мной, именно диктовал. И он не женевец. Он говорил с неизвестным мне акцентом. Так что поступайте в точности так, как я вам скажу, мадам.
* * *
Фон Тибольт положил телефонную трубку и удовлетворенно улыбнулся.
— Она у нас в руках, — коротко произнес он, подходя к кушетке, на которой лежал, прижимая лед к правой щеке, Ганс Кесслер. Лицо его — там, где не было швов, наложенных личным врачом первого заместителя, — покрывали синяки.
— Я еду с тобой, — проговорил Ганс, и в голосе его прозвенели ярость и боль.
— Не стоит, — вмешался его брат, сидевший рядом в кресле.
— Тебе нельзя показываться на людях, — поддержал фон Тибольт. — Мы скажем Холкрофту, что ты задерживаешься.
— Нет! — прорычал доктор, обрушивая свой кулак на журнальный столик. — Можете говорить Холкрофту все, что пожелаете, но я еду с вами. Эта сука должна ответить за все!
— Я бы сказал, что ответить должен ты, — парировал фон Тибольт. — Было предложено дело, и ты сам вызвался им заняться. Тебе прямо-таки не терпелось. Как и всегда в таких ситуациях. Тебе по душе физическая работа.
— Его нельзя убить! Этот гад — живучий! — Ганс уже кричал в голос. — Силищи у него — что у пятерых львов. Взгляните, что он сделал с моим животом! Он разорвал его! Голыми руками!
Ганс задрал рубашку, открыв их взорам неровный крестообразный шрам, сшитый черными нитками. Эрих Кесслер отвел глаза, чтобы не видеть следов страшной раны на животе брата, и произнес:
— Твое счастье, что тебе удалось унести ноги, не засветившись. А теперь нам надо вывезти тебя из отеля. Полиция допрашивает всех подряд.
— Сюда они не заявятся, — еще не успев остыть, выпалил Ганс. — Первый зам об этом позаботился.
— И все же один любопытный полицейский, проникни он в эту дверь, может создать большие осложнения, — настаивал фон Тибольт, переглядываясь с Эрихом. — Ганс должен исчезнуть. Вот ему черные очки, шарф, шляпа. Наш опекун там, в вестибюле. — Он перевел взгляд на раненого. — Если ты в состоянии передвигаться, то у тебя есть шанс поквитаться с матерью Холкрофта. Может, тебе от этого полегчает.
— Я в состоянии, — произнес Ганс, хотя лицо его было искажено болью.
Иоганн обернулся к старшему Кесслеру:
— Ты, Эрих, останешься тут. Холкрофт вскоре будет звонить, но он не назовется, покуда не узнает твой голос. Изобрази живейшее участие и озабоченность. Скажи, что я связался с тобой в Берлине и попросил тебя поскорей приехать. Что я звонил емув Париж, но он уже выехал. Затем скажи — мы оба в ужасе от случившегося здесь днем. Убитый осведомлялся о нем. Мы оба обеспокоены его безопасностью. Он не должен появляться в «Д'Аккор».
— Я могу добавить, что есть свидетели, видевшие, как некто, похожий по описанию на него, вышел из отеля через служебный вход, — предложил ученый. — Он был в состоянии шока и поверит этому. И еще сильнее запаникует.
— Отлично. Встреться с ним и отвези в «Эксельсиор». Впиши его там под фамилией... — блондин на мгновение задумался, — под фамилией Фреска. Если у него еще остались какие-то сомнения, это убедит его. В общении с тобой он никогда не пользовался этой фамилией. Таким образом он поймет, что мы с тобой встречались и говорили.
— Хорошо, — отозвался Эрих. — И там, в «Эксельсиоре» я объясню ему, что под влиянием всего происшедшего ты связался с директорами банка и назначил переговоры на завтрашнее утро. Чем скорее с этим будет покончено, тем скорее мы окажемся в Цюрихе и введем необходимые мерь безопасности.
— Отлично придумано, герр профессор. Пошли, Ганс, — обратился фон Тибольт к Кесслеру-младшему. — Я тебе помогу.
— В этом нет нужды, — откликнулся этот бык из мюнхенской футбольной команды, однако выражение его лица опровергало слова. — Только возьми мой чемодан.
— Да, конечно. — Фон Тибольт подхватил кожаный «дипломат» медика. — Я заинтригован. Ты должен открыть мне, что собираешься ей ввести. Помни: нам нужна естественная смерть, а не убийство.
— Не беспокойся, — заверил Ганс. — Все четко рассчитано. Накладки не случится.
— После свидания с матерью Холкрофта, — проговорил фон Тибольт, набрасывая пальто на плечи Ганса, — мы решим, где Гансу заночевать. Может быть, у первого заместителя.