Левицкий встретил гостя в барском темно-синем халате с шелковым воротом. Пронин постарался легкомысленно улыбнуться, оскалив зубы:
— Здравствуйте, Борис Иосифович, дорогой вы наш!
— А вас как прикажете называть? — Левицкий внимательно смотрел из-под очков. Для первых реплик он припомнил все церемонные фразы из прочтенных романов. — Кажется, я не имею чести вас знать. Мы не представлены друг другу.
— Зовут меня просто — Иваном Николаичем, — Пронин дурашливо улыбнулся. — В нашем ведомстве я занимаюсь угоном автомобилей. Такая вот редкая специализация. У нас автомобилей-то в личном пользовании всего ничего. А вот поди ж ты, угоняют.
— Значит, без работы таки не сидите? — Портной пригласил Пронина в комнату. Левицкому понравился простецкий тон Пронина, и он заговорил по-свойски, не скрывая херсонский говорок.
Комната, в которой отдыхал Левицкий, была заставлена разноперой мебелью. Китайский ковер соседствовал с небольшой коллекцией мейсенского фарфора. Старинные книги с потертым золотым тиснением стояли рядышком с непальскими буддами и африканскими масками. На столике горела старинная лампа. Затейливый абажур тихонько покачивался. Портной усадил Путина в мягкое бархатное кресло, а сам, по обыкновению, занял место в легкой ореховой качалке и накинул на ноги клетчатый шотландский плед. Он и Пронину предложил плед, но Иван Николаевич испуганно покачал головой: в квартире и так было жарковато.
— Слушайте сюда, — сказал Левицкий. — Я прикупил «эмочку» прошлой весной. Появились лишние деньги, туда-сюда. В райкоме мне выдали разрешение, все чин по чину. И вот началась-таки моя головная боль. Сначала какие-то хулиганы нацарапали на двери неприличное слово. Знаете, есть такие поганые черные слова? Ну, пришлось мне вызывать мастера. Замазали. Потом стало трудно покупать бензин. Начались перебои! Говорят, весь бензин уходит на военные нужды. Как патриот, я поддерживаю Красную Армию. И готов сидеть без бензина хоть двадцать лет, но мой шофер через это нервничает…
— Сейчас найти надежного шофера — это целая проблема. — Пронин научился говорить в духе Левицкого. — Вы своего нашли по рекомендации?
— Рекомендация — уровня экстралюкс-прима. Военный человек! Он раньше возил… — Тут Левицкий запнулся. — Одного высокопоставленного командира Красной Армии. Правда, этот командир… но шофер — комсомолец, значит, чистый человек! У меня все проверено, никаких темных делишек. Спросите у кого хотите — про мсье Левицкого вам каждый скажет. С фининспектором вась-вась. Книги заказов в порядке. Борис Левицкий — это аккуратность и четкость. Первейшее правило портного!
— А я уже навел справки, — Пронин снова белозубо улыбнулся. — Вы лучший мастер в Москве.
Левицкий порозовел:
— Ну, это некоторое преувеличение. В Москве таки есть несколько путевых мастеров. Но меня ценят, это приятно. Кое-что я умею.
— И что же этот шофер, он у вас на постоянной работе?
— Да нет, я не настолько богат. Плачу ему половину шоферского жалованья. Два раза в неделю он возит меня в любое время дня и ночи в любую точку на карте мира. А в остальные дни приходит по утрам проверить машину. Ремонт, профилактика — это все на нем. Ну, бывают и внеочередные вызовы, когда мне надо куда-нибудь поехать, кроме этих двух дней в неделю. Но такое случается редко. Я люблю свою квартиру. В самом центре Москвы удобно встречаться с клиентами. Мне спешить некуда. Сижу вот в этом кресле! — Левицкий снова нацепил очки. — Вот я смотрю на вас, молодой человек, и отмечаю, что вы одеты со вкусом. Но слишком простенько! Вам надо бы добавить форсу. Простого жиганского форсу, который подобает таким ответственным работникам сыска угнанных автомобилей. Вот этот костюм — я вижу, он совсем новенький — вы где шили?
— В Риге.
— В Риге! — вроде бы уважительно повторил Левицкий. — Так скажу я вам, зря у нас некоторые товарищи так обожествляют эту Ригу, что просто с ума посходили. Как будто в Москве, на улице Огарева, уже нет подходящих мастеров! Сколько вы заплатили за костюм?
— Ткань обошлась в шестьсот, работа — в пятьсот рублей.
Левицкий всплеснул руками:
— Это же грабеж средь бела дня! Я бы взял с вас за работу четыреста семьдесят три рубля. Но такая ткань не для вас. Дешевка. Здесь на Герцена есть лабаз, там вам продадут настоящий английский бостон. Правда, он обойдется вам в семьсот рублей плюс тридцать за подкладку и пуговицы. Но это будет настоящий цимис-костюм! На высшем дипломатическом уровне.
— Вы делаете мне лестное предложение, Борис Иосифович!
— Это мне лестно работать с таким представительным и остроумным молодым человеком. Я имею такую странность: не люблю работать с дураками, с ними скучно. Давайте затевать костюм и одновременно будем искать мою «эмку». По рукам?
— По рукам.
— Тогда по этому поводу я вас угощу! — Левицкий привстал, сотрясая плед и молниеносно достал из буфета графин с красной жидкостью. — Эту вишневую наливку мне присылают с Херсона! Вы такого не пили, чтоб я так жил!
Пронин не любил сладких крепких напитков. Но отказаться не мог.
— Выпьем за то, чтобы в следующий раз мы встретились по более веселому поводу. Чтобы мы обмыли новое обретение вашей «эмки»!
— Вашими бы устами, Иван Николаевич!
Левицкий пил, как ел, судорожно шевеля губами. Даже зубы клацали.
— А костюмчик мы затеем — обсоси гвоздок! Такого у вас не было, не будет и не надо. То есть дуракам не надо, а умным в самый раз.
— С вами так приятно сидеть, Борис Иосифович, что я даже забываю о своих профессиональных обязанностях. Боюсь, начальство сделает мне втык. — Пронин достал блокнот. — Вы могли бы ответить на несколько вопросов по автомобилю?
— С деликатесным удовольствием! Но только после второй рюмки. Верите ли, от этой вишневки не могу оторваться! Они мне ее каждый месяц присылают — а мне все мало. Так всю бы и выпил в одно горло. Я мало кого угощаю из этого графинчика. Только самых избранных, самых-самых.
— Тогда, уж извините, вопросик. — Пронин настоял на своем до второй рюмки. — Расскажите, как вы провели новогоднюю ночь?
Левицкий тут же побледнел, плотнее закутался в плед и с шумом поставил рюмку на стол.
— Вы имеете в виду недавний Новый год?
— Да, конечно. Новый сорок первый год.
— Ах, дорогой Иван Николаич… Вряд ли вас заинтересуют мои стариковские развлечения. Скажу вам прямо: я встречал Новый год скучно, без смака. Посидел с друзьями вот под этим абажуром. Выпили шампанского. Послушали радио, потом — патефон. В час ночи направился спать.
— Вы не выходили во двор?
— О, нет. Я типичный домосед. Что я потерял во дворе?
— И на улице было тихо?
— Почему тихо? Праздник, как-никак. Было как раз довольно суетливо. Доносились песни, топот. Знаете, в обычные дни наш район засыпает часам к десяти-одиннадцати. Злачных мест тут нет. А в праздники жизнь кипит до часу ночи, если не позже.