С утра у Надежды болела голова, и она решила сходить в
медпункт, заодно, может быть, что-нибудь поспрашивать про смерть Ирины. В
коридорчике медпункта на диване скромно сидела Полякова.
– Ты что это тут делаешь?
– Пелагею Никитичну жду. Ей Алевтина массаж делает, от
радикулита. А ты заболела, что ли?
– Да голова болит, надо давление измерить.
Из-за ширмы раздавались стоны Пелагеи. Руки у фельдшера
Алевтины Ивановны были что надо, даром что через год на пенсию. Алевтина
закончила и вышла.
– Надежда, ты что такая бледная? Заболела?
– К вам здоровые не ходят. Алевтина уже доставала
тонометр.
– Так, садись сюда, ну вот, сто на шестьдесят,
пониженное, конечно. Сейчас кофейку тяпнем, от головной боли я тебе дам
что-нибудь, все и пройдет. Татьяна, ставь чайник-то, да дверь закрой, подождут
двадцать минут в коридоре.
Из-за ширмы выползла великомученица Пелагея, охая и держась
за поясницу. Когда уселись с чашками, Надежда подумывала, как бы навести
разговор на нужное, но Полякова сделала это за нее. Ох, эта Полякова, наверняка
потащилась за Пелагеей с той же целью, что и Надежда: выяснить подробности про
смерть Ирины. Полякова начала издалека.
– А что это, Алевтина Ивановна, вы сами будто
простужены, чихаете?
– Забыла, какой вчера день был? Я же на похороны
ходила, простудилась там, долго на холоде стояли. Ох, девчонки, и тяжело же
смотреть, когда молодые умирают!
– Народу много было?
– Да прилично. Друзья, сокурсники, с той работы много,
из сто тридцать девятой поликлиники. Родственники были, муж.
– Это который муж? Илья?
– Да, он. Бледный весь стоял, в глазах слезы, губы
трясутся.
– От холода, наверное. – Это, конечно, Поляковой
реплика.
Надежда не выдержала:
– Что, по-твоему, человек горевать не может, когда
собственную жену хоронит?
– Да ты что, Надежда, не знаешь всей этой истории про
Ирину и ее мужей?
– Да откуда? Расскажите, Алевтина Ивановна.
– Ладно, теперь уже Ирине ничем не повредишь. Так вот,
когда пришла она к нам, села в отдельный кабинет, народ, конечно, сразу побежал
к ней зубы лечить. Еще бы: в рабочее время да бесплатно, да без очереди. И
гляжу я, что все больше мужики к ней ходят, девица-то она была интересная, что
и говорить. Так немного времени прошло, как-то пришел к ней этот Илья Липкин
зубы лечить. Пришел и, по его собственному выражению, тут и упал возле кресла,
влюбился, значит. И стал он ее обхаживать, каждый день тут торчит, все цветочки
да смешочки, одна из вашего отделения, Зоей зовут, даже пожаловалась директору,
что, мол, несерьезное отношение и так далее. Как же фамилия-то ее?
– Зоя Космодемьянская? Ее так все и называют, настоящей
фамилии никто не помнит. Она вечно на всех жалуется, правду ищет. Сейчас-то еще
ничего, а раньше, во времена застоя, у них в комнате висел портрет Брежнева,
так она, как случится с ней какая-нибудь неприятность, в магазине обсчитают или
в транспорте нахамят, сразу бежит к этому портрету жаловаться. И главное, все
на политику переводит. Тогдашний начальник их сектора очень переживал, что
кто-нибудь из первого отдела увидит, как она с портретом разговаривает, ругает
его по-всякому, на ошибки указывает, учит как страной управлять. Спокойно могли
политическое дело припаять, а ему как начальнику тоже большие неприятности
устроили бы. И посоветовал ему кто-то портрет поменять, кого-нибудь другого
повесить. Но ведь в партком не пойдешь и не скажешь, что меня, мол, портрет
Брежнева не устраивает, тогда за это дело, сами понимаете… Решили с соседями
поменяться, у тех Ленин висел. Но тоже побоялись, а вдруг Зоя начнет его
упрекать, что революцию сделал неправильно? Вот они в секторе сидят и думают,
что хорошо бы портрет Попова повесить, который радио изобрел! У Зои к нему
никаких претензий быть не может, и по профилю нам подходит, все-таки институт
радиотехнический. А у них в секторе работал один дядечка, жена у него в школе
завхозом, так она говорит, что Попова достать не может, потому что тогда в
кабинете физики будет некомплект. Там они все в кабинете физики висят: Ньютон,
Максвелл, Фарадей и так далее до Эйнштейна, наш Попов тоже, конечно, там есть.
А Ньютонов-то как раз оказалось два, один лишний. Принесла она Ньютона, хотели
вешать, тут режимник ввязался: нельзя, не положено.
– Господи, Ньютон-то их чем не устроил?
– Наверное, потому что Исаак, по пятому пункту не
прошел. В общем, начальник Зонного сектора, Репейников его фамилия, совсем
приуныл, но тут, к счастью, юбилей Ломоносова случился, про Ломоносова
режимники ничего плохого сказать не могли, тогда Репейников этот пошел к
начальнику отделения Владлену Иванычу и все ему рассказал с глазу на глаз.
Владлен у нас мужик с пониманием, распорядился своей властью портрет Брежнева к
нему в кабинет перевесить без шума. Так и сделали, а Зоя тогда стала прямо
директору жаловаться, потому что Ломоносову жаловаться не будешь, ему в
восемнадцатом веке все наши проблемы до лампочки. Вот и в этом случае
пожаловалась ваша Зоя директору, а он что? Стоматолог ему не подчиняется. Но
все-таки Ирина решила, что хватит дурака валять, поддалась на Илюшины уговоры,
дала согласие. Илья все жене рассказал, у него жена, мальчик шести лет,
квартира – кооператив двухкомнатный, родители им построили. В общем, сказал он
жене, что с ней разводится, уходит к зубному врачу и уехал с Иркой в Сочи, как
раз отпуск у него. Полякова вмешалась:
– А дальше я знаю.
– Господи, Татьяна, ну откуда ты все знаешь?
– А одна женщина из Илюшкиного сектора с ним в одном
доме жила, где он раньше жил с женой и сыном, она и теперь там работает, а Илья
уволился, теперь предпринимателем стал. Так вот, Людмила, жена Ильи, очень его
любила, и жили они хорошо. А когда он ее бросил, она так переживала, так
переживала, даже хотела из окна выброситься. Там весь дом про это знал.
«Я себе представляю», – подумала Надежда.
– А потом время прошло, осень, ребенок как раз в первый
класс пошел, ну, заботы, то да се – и как-то она отошла немножко. И звонит ей
вдруг бывший муж.
– Илья, что ли?
– Господи, Надежда, ну что ты за мыслью не следишь?
Звонит ей Игорь, бывший муж Ирины-стоматолога.
– А зачем?
– Вот слушай. Звонит он ей, значит, представляется, я,
говорит, Игорь такой-то, бывший муж новой жены вашего бывшего мужа. Она женщина
вежливая, сразу его подальше послать постеснялась, слушает. Он говорит:
давайте, мол, с вами встретимся. Мы, говорит, с вами в одинаковом положении,
оба мы обиженные, так давайте встретимся и поговорим обо всем спокойно,
выработаем, так сказать, общую линию поведения. А к тому времени, к осени, Илья
с Ириной уже давно с юга вернулись и у Ирины поселились, а мужа, Игоря этого,
она еще раньше вытурила с собакой, а детей у них не было. Не знаю, где он это
время жил, уж не на вокзале, конечно, у мамы, может быть. Так вот, уговаривает
он Людмилу встретиться, она отказывается, не могу, говорит, у меня
мальчик-первоклассник. А он говорит: а у меня собака-колли, и еще машина, да,
машину ему Ирка оставила. Давайте, говорит, за город поедем, золотая осень
все-таки. Ну, поехали они в воскресенье в Пушкин там или в Павловск, не знаю
точно, и так там нагулялись! Мальчик с колли бегает, а они под ручку гуляют,
природой любуются и о жизни разговаривают. В следующие выходные опять он звонит
и опять они за город едут, только в другое место. Потом в гости он к ней приходит,
уже без собаки. Потом идут они куда-нибудь вечером уже только вдвоем. А потом
как-то постепенно, не сразу, но переехал он к ней жить, с собакой, конечно,
потому что мальчик собаку очень полюбил. А Илья с Людмилой к тому времени уже
официально развелся и на Ирине женился, она с Игорем тоже уже развелась.
Значит, те поженились, а эти так живут, не записываясь. Игорь парень, конечно,
простоватый, вот Алевтина Ивановна видела, но хозяйственный, руки у него из
нужного места растут, все в квартире наладил, ремонт сделал, Людмила колли
чешет, всего ребенка обвязала, в общем, все хорошо, а что дальше, пусть
Алевтина Ивановна расскажет.