Он протянул ей кусочек амулета, и, не успела она взять его в
руку, как что-то пронзило ей память с такой отчетливостью, что она ахнула.
— В чем дело, Ренисенб?
— Нофрет!
— Что Нофрет?
Уверенная в своей догадке, Ренисенб убежденно заговорила:
— В шкатулке Нофрет тоже была половинка амулета. Это ты дал
ей ту половинку… Ты и Нофрет… Теперь я все понимаю. Почему она была так
несчастна. И знаю, кто принес шкатулку ко мне в комнату. Я знаю все… Не лги
мне, Камени. Говорю тебе, я знаю.
Но Камени и не пытался ничего отрицать. Он стоял и смотрел
ей прямо в глаза. А когда заговорил, голос у него был глухим, и впервые с его
лица исчезла улыбка.
— Я не собираюсь лгать тебе, Ренисенб. — Он помолчал,
сдвинул брови, словно собираясь с мыслями, и продолжал:
— Я даже рад, Ренисенб, что ты знаешь, хотя все было не
совсем так, как ты думаешь.
— Ты дал ей половинку амулета, как только что хотел дать
мне, и сказал, что вы две половинки единого целого. Сейчас ты повторил эти
слова.
— Ты сердишься, Ренисенб, но я доволен: это значит, что ты
меня любишь. И тем не менее ты не права, все произошло вовсе не так. Не я, а
Нофрет подарила мне половинку амулета… — Он помолчал. — Можешь мне не верить,
но это правда. Клянусь, что правда.
— Я не говорю, что не верю тебе… — призналась Ренисенб. —
Вполне возможно, что это правда.
И опять она увидела перед собой разгневанное лицо Нофрет.
— Постарайся понять меня, Ренисенб, — настойчиво убеждал ее
Камени. — Нофрет была очень красивой. Мне было приятно ее внимание, и я был
польщен. А кто бы не был? Но я никогда не любил ее по-настоящему…
Жалость охватила Ренисенб. Нет, Камени не любил Нофрет, но
Нофрет любила Камени, любила отчаянно и мучительно. Именно на этом месте на
берегу Нила она, Ренисенб, заговорила с Нофрет, предлагая ей свою дружбу. Она
хорошо помнила, какой прилив ненависти и страдания вызвало у Нофрет ее
предложение. Теперь причина этого была понятна. Бедняжка Нофрет — наложница
старика, она сгорала от любви к веселому, беззаботному, красивому юноше,
которому до нее было мало, а то и вовсе не было дела.
— Разве ты не понимаешь, Ренисенб, — уговаривал ее Камени, —
что как только я приехал сюда и мы встретились, я в то же мгновенье тебя
полюбил и больше ни о ком и не помышлял? Нофрет сразу это заметила.
Да, думала Ренисенб, Нофрет это заметила. И с той минуты ее
возненавидела. Нет, Ренисенб не могла ее винить.
— Я даже не хотел писать ее письмо твоему отцу. Я вовсе не
хотел быть пособником ее замыслов. Но отказаться было нелегко — постарайся
понять, что я не мог этого сделать.
— Да, да, — перебила его Ренисенб, — только все это не имеет
никакого значения. Но несчастная Нофрет, она так страдала! Она, наверное, очень
любила тебя.
— Но я не любил ее, — повысил голос Камени.
— Ты жестокий, — сказала Ренисенб.
— Нет, просто я мужчина, вот и все. Если женщина начинает
донимать меня своей любовью, меня это раздражает. Мне не нужна была Нофрет. Мне
нужна была ты. О Ренисенб, ты не должна сердиться на меня за это!
Она не смогла сдержать улыбки.
— Не разрешай мертвой Нофрет вносить раздор между нами — живыми.
Я люблю тебя, Ренисенб, ты любишь меня, а все остальное не имеет никакого
значения.
Она посмотрела на Камени — он стоял, чуть склонив голову
набок, с выражением мольбы на всегда веселом уверенном лице. Он казался совсем
юным.
«Он прав, — подумала Ренисенб. — Нофрет уже нет, а мы есть.
Теперь я понимаю ее ненависть ко мне: как жаль, что она так страдала, — но я ни
в чем не виновата. И Камени не виноват в том, что полюбил меня, а не ее».
Тети, которая играла на берегу, подошла и потянула мать за
руку.
— Мы скоро пойдем домой? Я хочу домой.
Ренисенб глубоко вздохнула.
— Сейчас пойдем, — ответила она. Они направились к дому.
Тети бежала чуть впереди.
— Ты не менее великодушна, Ренисенб, чем красива, —
удовлетворенно заметил Камени. — Надеюсь, между нами все по-старому?
— Да, Камени, все по-старому.
— Там на реке, — понизив голос, сказал он, — я был
по-настоящему счастлив. А ты тоже была счастлива, Ренисенб?
— Да, я была счастлива..
— Но у тебя был такой вид, будто твои мысли где-то
далеко-далеко. А мне бы хотелось, чтобы ты думала обо мне.
— Я и думала о тебе.
Он взял ее за руку, и она не отняла ее. Тогда он тихо запел:
«Моя сестра подобна священному дереву…» Он почувствовал, как
задрожала ее рука, услышал, как участилось дыхание, и испытал истинное счастье.
3
Ренисенб позвала к себе Хенет.
Хенет вбежала в ее покои и тут же остановилась, увидев, что
Ренисенб стоит, держа в руках открытую шкатулку и сломанный амулет. Лицо
Ренисенб было суровым.
— Это ты принесла ко мне эту шкатулку для украшений, Хенет?
Ты хотела, чтобы я увидела этот амулет. Ты хотела, чтобы в один прекрасный день
я…
— Обнаружила, у кого другая половинка? Я вижу, ты
обнаружила. Что ж, тебе это только на пользу, Ренисенб. — И Хенет злорадно
рассмеялась.
— Ты хотела, чтобы, обнаружив, я огорчилась, — сказала
Ренисенб, пылая гневом. — Тебе нравится причинять боль людям, не так ли, Хенет?
Ты никогда не говоришь откровенно. Ты выжидаешь удобного случая, чтобы нанести
удар. Ты ненавидишь нас всех, верно? И всегда ненавидела.
— Что ты говоришь, Ренисенб? Я уверена, что у тебя и в
мыслях нет ничего подобного.
Но теперь она не ныла, как обычно, теперь в ее голосе
слышалось тайное торжество.
— Ты хотела поссорить нас с Камени. Как видишь, ничего у
тебя не получилось.
— Ты великодушна и умеешь прощать, Ренисенб. Не то что
Нофрет, правда?
— Не будем говорить о Нофрет.
— Пожалуй, ты права. Камени счастливчик, да и красивый он,
а? Ему повезло, хочу я сказать, что, когда потребовалось, Нофрет умерла. Она бы
доставила ему кучу неприятностей — настроила бы против него твоего отца. Ей
вовсе не по душе было бы, если он взял бы тебя в жены, нет, ей бы это не
понравилось. По правде говоря, уж она бы нашла способ помешать вам, не капли не
сомневаюсь.