Окружение четы альпинистов составляли люди, как и следовало ожидать, молодые. Но в остальном рискуны составляли на удивление разнородную группу, и я уже отчаялся отыскать связующее начало, когда при очередном повороте многогранник таблицы вдруг залил изнутри бледноватый румянец — при анализе по какому-то параметру явственно проявилось отклонение. Интересно, подумал я, по какому?
Среди спортсменов-экстремалов почти две трети составляли выходцы из России.
Взмахом руки я скрыл прочие слои таблицы. Аномалия казалась выдающейся… но я привык не доверять первому взгляду. Рядом я вывел ту же раскладку, но не в абсолютных числах, а в относительных — соотнося с национальным составом колонии. И розовое сияние угасло, оставив бледный отсвет.
Пришлось убрать таблицу вовсе, а вместо того присмотреться к примитивной двукруговой диаграмме — сколько процентов населения какая страна небесплатно подарила домену Габриэль. Картина выходила настолько неправдоподобная, что впору было убирать интелтронику из черепа и сдавать в гарантийный ремонт. Больше половины жителей колонии оказались моими сородичами. Если взять не национальность, а подданство, картина выходила менее скособоченной, но оттого еще более странной. Мне трудно было поверить, чтобы представители русской диаспоры в самых разных странах вдруг, не сговариваясь, решили переселиться на холодный и сухой Габриэль. И все — введен третий параметр, и диаграмма развернулась перед моим наращенным взором в полупрозрачную кишку по временной оси — все за последние сорок лет. Первые десятилетия после Кейптаунского инцидента раскладка по стране отбытия для иммигрантов мало отличалась — я потянулся к данным из архива, повесил рядом с пестрой кишкой для сравнения пару разделенных на сектора кружков — да вовсе не отличалась от таковой для схожих бесприютных миров: Нифльхейма, например, или Лайонесса.
В то, что это произошло случайно, я опять-таки не верил.
Иногда так бывает, что две загадки, столкнувшись, аннигилируют. Российская госбезопасность часто пользуется социальными шаблонами — в конце концов, все государственное устройство этой зловещей страны стабилизировано подобным образом, и плата за стабильность оказалась такова, что едва не половина населения от нее попросту разбежалась, не имея желания прозябать в обществе репрессивной культуры и непредсказуемого прошлого и образовав грандиозную русскую диаспору, пронизавшую как страны Ядра, так и в особенности Пограничье, отделяющее центры технической цивилизации от нищей и отсталой Периферии. Россия и сама являлась частью этого щита, а ее блудные сыны таинственным образом сохраняли связь с родиной, будто по указке незримого дирижера прикрывая собой фундамент миропорядка, не приносившего им ни славы, ни прибытка. А вот теперь выходит, что потомки эмигрантов как-то вдруг начали переселяться из метрополии, но не по национальным колониям, а сюда, на Габриэль, да еще так массово, словно…
Словно Россия, не удовольствовавшись полутора своими колониями — Зарей и северным континентом Софии, — решила потихоньку прибрать к рукам ещё одну. Пускай и не слишком привлекательную… зато потенциально очень богатую. Особенно после сегодняшнего дня, когда А-привод из недоступной экзотики превратился в дело ближайшего будущего. В конце концов, эффективные ракетные двигатели можно использовать не только на лифтоносцах. Отсутствие полноценной спутниковой оболочки катастрофически тормозит развитие колоний, а для ее создания нужно вывести на орбиту не один десяток ретрансляторов и наблюдательных зондов.
А уж если рискнуть конфликтом с могущественной Службой… предположим, вывезти руководство страны под чужими именами в самый развитый домен… и, раздобыв вожделенный секрет, начать строительство скоростных лифтовозов. Заложить основы галактического размаха империи. Плевать, что Служба попытается задавить бунтовщиков или, если не получится, отрезать от метрополии. На кой сдались нам эти угнетенные массы, не способные ложку до рта донести без команды сверху? Правда, для такой стройки нужны специалисты. Инженеры, ученые, квалифицированны»: рабочие. И промышленность, занятая не только штамповкой тракторов и огнеметов. И общество, ориентированное не только на ассимиляцию все новых и новых толп иммигрантов.
На Габриэле все это есть. Или было — до того момента, как директорат, то ли в ответ на воспринятую угрозу, то ли по иным соображениям, открыл планету для массового доступа. К тому времени, когда А-привод из полигонного образца превратится в промышленную модель, планета, вполне возможно, перестанет представлять интерес.
А это значит…
Меня отвлекло что-то, замеченное краем сознания. Не шум, не движение — выдернутый из полотна шорохов звук. Погасив диаграмму, я открыл глаза и обвёл комнату взглядом, будто в первый раз увидев и голограммы в пошлых рамочках по стенам, и скудную обстановку, и занавеси из пластиковых бус вместо дверей, приколотую к косяку черно-зеленую ленту.
Катерина Новицкая перестала постукивать шариками — теперь она катала их по одному каждой рукой. Занятие это, судя по всему, увлекло ее целиком — она распласталась в кресле, нелепо откинув голову и закрыв глаза. Пальцы ее неритмично подергивались, будто выплетая мудры.
— Ну?.. — нетерпеливо поинтересовался Тадеуш.
Я покачал головой.
— Пока ничего. — С трудом вспомнилось, о чем он спрашивает.
Что-то еще беспокоило меня, будто тревожный зуд — о чем-то пытался напомнить секретарь. Ну да, я напрочь занял диапазон связи, в то время как кто-то вот уже добрых три минуты пытается прозвониться хозяевам дома.
— Вам звонят, — пробормотал я, освобождая канал.
Показавшееся в объеме молодое лицо было незнакомо мне, однако секретарь отреагировал сразу, выдав краткую справку: Алексей Баюшкин, двадцать пять земстандартных лет, рискун с трехлетним стажем, по специальности — программер автоматизированных сборочных линий.
— Тадеуш! — вскрикнул он, пустив петуха. — Где тебя носит?
— Это я виноват, — признался я, выплескивая свои проксы в объем собеседнику. — Станислав Михайлов, ОВР. У вас к господину Новицкому срочное дело?
— Э… — Баюшкин смешался. — В общем… тут толпа собралась, хотят морду бить… Тась, ты новости смотрел?
Новицкий кивнул. Супруга его застыла, не открывая глаз.
— В общем… у нас тоже… смотрели… — Юноша отвел взгляд. — Я тебя не…
— Так, — перебил я его. — Говорите толком. Что случилось?
Баюшкин начал что-то мямлить. Я оборвал его взмахом руки.
— Говорите толком — где? А, неважно.
Словно рыбу ловишь голыми руками — бросок, еще бросок, и в ладонях трепыхается скользкое, ледяное тело файла: адрес рискуна, адрес терминала, с которого он звонит — совпадают, значит, дома; выход в лос, доступ к ближайшим камерам слежения — должны же они стоять хоть на перекрестках! — алгоритм перебора тасует кадры, словно крупье — масти…
Толпа собралась уже изрядная; камера не передавала звук, но, судя по тому, как бурлила, вихрилась по краям людская масса, над перекрестком должен был стоять зловещий гул, предшествующий обычно самосуду. Разобрать, правда, кого именно метелят в сердцевине комка тел, не помогла даже программа анализа.