— Идемте, — скомандовал я, поднимаясь.
— Что? — Новицкий тупо глянул на меня.
— Идемте! — рявкнул я и тоже, как Баюшкин, сорвался. — Вы, кажется, обладаете влиянием на здешнюю толпу — вот и поработаете миротворцем.
Я вздернул его на ноги одним рывком. Альпинист застонал от боли — с непривычки я не рассчитал силу наращенных мышц. В метрополии не принято дотрагиваться до собеседника — моветон.
— Иди же, Тась! — сердито подбодрила рискуна супруга. — Ты ещё не понял?
— Нет, подождите…
Что за донкихотство на меня напало — всякую свару разруливать самолично! Я смахнул встревоженное лицо юноши из объема, замешкался на миг. Вдруг почудилось, что Катерина Новицкая следит за мною из-под полуопущеных век. Поддавшись импульсу, я погасил видеопроектор, и панель вызова засветилась на моей роговице.
— Что за беспорядки на вашей территории, господин Аретку? — полюбопытствовал я, едва секретарь показал, что вызов принят.
Изображение соткалось через секунду. Бэйтаунский шериф не спал, как мне думалось: камера ловила его под неудачным углом, но можно было разобрать, что дело происходит под ночным небом. Кто-то в стороне торопливо, но без ругани собирал пластиковые навесы.
— Какие беспорядки? — несколько сварливо отозвался шеф городской полиции, пытаясь одновременно командовать кем-то в голос. — В городе что-то? А перебьются. Вы знаете, как нам удружило начальство?
Я кивнул.
— Нашли время! — Аретку не то отмахнулся, не то всплеснул руками. — У меня катастрофически не хватает людей. Поселенцы начали прибывать, разместить их негде, кормить — негде, запугать — и то некем, потому что у меня всего дюжина ребят под рукой, и те отвыкли от настоящей работы. С таким стадом я не сталкивался уже лет тридцать — как меня назначили сюда. Дикие какие-то…
Я почувствовал, что незаметно скатываюсь в фугу. Еще немного — и мой рассудок, не выдержав наплыва информации, возьмется пересчитывать линии на ладони. Выходит, что решение директората стало неожиданностью и для администрации домена? И к чему такая спешка: два часа назад принято решение, а поток иммяков уже хлынул через лифт-станцию?
И еще одна мысль промелькнула на задворках сознания: получалось, что местная полиция уступала по численности институтской СБ. А это подразумевало, что защищать обитателей Башни от колонюг сложнее, нежели поддерживать порядок в столице и ее окрестностях. Уровень подавленной агрессии должен был зашкаливать за все рамки…
— Попробую разобраться, что там случилось, и урегулировать положение, — предложил я.
Шериф скорчил мудру, проштамповав кадры нашей беседы стандартной меткой «Одобряю и поддерживаю», и прервал связь. Приятно знать, что в тебе нуждаются.
— А вы, госпожа Новицкая, останьтесь, — скомандовал я, когда открыл глаза.
Успевшая вскочить на ноги Катерина нахмурилась. Я заметил, что оба шарика снова пощелкивают в её левой руке — правой альпинистка сжимала станнер.
— Почему?
— Останьтесь, — повторил я настойчиво и подтолкнул Тадеуша к двери. — А вы — пошевеливайтесь.
— Гафла, — фыркнула мне в спину рискунья.
Я обернулся на прощанье, подгружая обратно программу мимического анализа. Все по-прежнему — лицо ее не читалось. Совсем. Я не мог ей доверять ни на йоту. А вот Новицкому — мог, потому что злость, бессилие и стремление вырваться из моей иллюзорной власти читались по его физиономии, словно с транспаранта. Если он надумает взбунтоваться, я об этом узнаю.
Идти далеко не пришлось: толпа собралась на полпути между домом Новицкого и «клеверным листом» трех скверов. Я врезался в нее, словно ледокол, расшвыривая людей, как кегли, оставляя за собой ругань и страх. Новицкий плелся позади упрямой баржой. Я лишний раз убедился, что активной роли в местной политике этот жлоб играть не мог. Он — ширма неведомого кукловода, которого я взялся разоблачать, ещё не зная, поможет мне это найти убийцу Конана Сайкса или нет.
— Именем Колониальной службы, — гаркнул я во весь голос, раздвигая двоих плечистых колонюг. Эх, мне бы, кроме искусственных мышц, еще мегафон вживленный, этак ватт на триста!
Толпа содрогнулась конвульсивно, чтобы извергнуть на пластфальт передо мной избитого человечка. Тот приподнялся было на карачки, но колени разъехались, и несчастный растянулся в позе потрошеной лягушки. Бляха вырванного с кожей проигрывателя валялась под ногами, из-за уха стекала кровь, и поблескивали контакты вбитого в сосцевидный отросток динамика, но привыкшее к нейритму тело колониста подергивалось так же гальванически в такт закольцованной мелодии очередного хита. По смуглой коже проступали поверх синяков бисеринки пота — начиналась ломка.
По всем правилам мне следовало бы, не разбирая причин, объявить собрание неразрешенным и разогнать ко всем чертям. Но толпа была настроена так враждебно, что я испугался.
— В чем дело? — спросил я почти обыденным тоном, подгружая в секретаря столько резидентных программ, сколько позволяла мощность. Фигуры людей окружил многокрасочный ореол, и стоявшие рядом невольно отшагнули, завидев в моих глазах синий отсвет проекции. Алых силуэтов было пугающе много. Люди, готовые к насилию. Большая редкость на Земле, где отчаяние превозмогает гнев.
— Этот сопляк, — огрызнулся рослый габриэлец в комбинезоне полевого рабочего, — пытался ограбить дом!
— Что?! — Господи, какой бред!
— Он лез ко мне в окно! — вступила полноватая женщина с плоским злым лицом. — Точно, хотел что-нибудь стащить!
— Этот из новых! — послышалось из задних рядов. — Все они — просто шваль! Директорат хочет завалить нас отребьем!
Алых меток становилось все больше, словно толпу охватила неощутимая простому взгляду чума.
— Тихо, я сказал! — прикрикнул я, и на какой-то миг толпа унялась, словно залитые маслом волны — что за нелепый образ для планеты, где нет ни океанов, ни волн!
— Видели, говорите? — переспросил я, подключая комплект сублиминальных сигналов: альфа-поза, подавление воли. — А вы, господин… — Если в доме Новицкого связь с ирреальностью была слабой, то здесь — почти неощутимой. Даже простое опознание заняло столько времени, что колонисты успели заметить паузу. На роговице высветилось «Владимир Яблонев, 35, ремонт грузовиков, рискун», и вокруг зашептались колонисты: «Ибад, ибад…» — …Господин Яблонев, тоже видели?
— Я своих соседей знаю! — вспылил здоровяк, — Что мне, Таня врать будет? Скоро на улицу выйти забоишься!
— Точно! — поддержали сзади, и снова я не разобрал — кто.
Движения толпы обретали странную целенаправленность. Люди то наступали, готовые затоптать бедолагу-латиноса, то вновь откатывались в неотвратимом ритме бьющих о берег валов, и чувствовалось — только мое присутствие сдерживает их ненадолго. Ярость поднималась во мне…