– И во всем, что касалось этого, – доктор кивком
головы указал на здание за их спинами, – вы вели себя с изрядной долей
авантюризма…
– Позвольте уж мне придерживаться другого мнения, –
сказал Бестужев мягко. – У меня просто-напросто не осталось другого
выхода. Данные на графа поступили слишком поздно. Из связей у меня был только
Мирский, который все равно не успел бы поставить в известность Вену и запустить
машину… Это не авантюризм, а расчет, я был уверен, что хорошо рассчитал наперед
их действия и побуждения… и оказался прав, не так ли?
– Все равно некоторый авантюризм присутствовал…
Бестужев промолчал, поскольку кое в чем доктор был
совершенно прав. Потом усмехнулся:
– Боюсь, Михаил Донатович, мне вновь придется проявить
толику авантюризма…
– То есть?
– Михаил Донатович, а вы меня ведь так и не раскрыли до
самого конца?
– К стыду своему, к стыду… – смущенно фыркнул
доктор. – Я вас исправно освещал вплоть до последнего момента, до того,
как забрал на почте утром ваше письмо. Были некоторые подозрения на ваш счет,
когда вы появились во дворе в запачканном пылью пиджаке… я ведь не знал, кого
именно тогда прикрываю, знал лишь, что наш человек должен опекать номер
Кудеяра, и не более того… Послушайте! – спохватился он. – Не
заговаривайте мне зубы, штабс-ротмистр! Что вы там оновой авантюре?
– Михаил Донатович, я раскрыл Джона Грейтона.
– Да ну?
– Раскрыл, представьте себе, – с усталой гордостью
сказал Бестужев. – Джон Грейтон – это не загадочный деятель подполья,
которого наша агентура ищет по всей Европе. Это вообще не человек, это пароход.
Да-да! Грузовой пароход среднего тоннажа, порт приписки – английский Гулль.
Видите ли, в один прекрасный момент я вдруг сообразил, что все посланные им
весточки приходили из приморских городов, из портов. Очень отчетливо рисовался
маршрут движения… Я был в «Обществе Австрийского Ллойда», они подняли книги…
Это пароход – «Джон Грейтон». Крепко подозреваю, тот самый транспорт с оружием
для эсдековских боевиков, который мы так долго и тщетно искали.
– Но ведь это означает…
– Да, – сказал Бестужев. – Он вот-вот придет
в Кайзербург – между прочим, последний заграничный порт на пути в Россию. Не
зря именно туда отправился Лобришон-Хаддок. Теперь понимаете, почему я вновь
заговорил об… авантюре?
– Вы с ума сошли, мальчишка! Как вы попадете на борт?
– Представления не имею, – честно признался
Бестужев. – А вы быстро соображаете, Михаил Донатович… В таком случае, я
вас прошу, предложите лучший план. Предположим, я по телеграфу свяжусь с Веной,
с полковником Филатовым. Сколько времени пройдет, прежде чем он снесется с
Петербургом, Петербург – с Берлином? Да и какие у немцев будут основания,
чтобы ни с того ни с сего устраивать обыск на «Грейтоне», каковой по международному
праву является частью британской территории? К тому же коносаменты
[43]
у англичанина могут оказаться в полном порядке – точнее, отыщется двойной комплект
документов. Мы уже сталкивались с чем-то похожим. По вторым бумагам все чинно и
благородно, судно везет партию оружия вовсе даже не в Россию, а скажем, в
Швецию по заказу тамошней полиции… Немцы осторожны, они не пойдут на столь
грубую акцию, грозящую международным дипломатическим скандалом. Мои догадки и
соображения к делу не подошьешь, их не примут в расчет высокие сановники ни в
Петербурге, ни в Берлине… А «Грейтон» тем временем выгрузится в финских шхерах
или в Лифляндии… Найдите логическую дыру в моих построениях. Молчите?
– Не вижу я никакой логической дыры, – вынужден
был признать Багрецов. – Но все равно это – огромный риск…
– Но это ведь разные понятия, авантюра и риск? –
сказал Бестужев. – Деньги у меня есть, болгарский паспорт… сошел для австрияков,
сойдет и для германских пограничников. А у меня и еще один паспорт есть, тоже
надежный. Если я незамедлительно отправлюсь в Данциг, сумею догнать Лобришона,
а уж он-то меня непременно приведет… Нет другого выхода! Так и доложите по
инстанции, а мне нужно торопиться, чует мое сердце, Лобришон уже в пути…
Часть третья. Танцуем танго…
Глава 1
Правь, Британия, морями…
Бестужев вдруг подумал с мимолетной грустью, что он,
оказывается, и не видел вовсе старинного города Лёвенбурга, о чьих
архитектурных памятниках, исторических зданиях столько читал перед
командировкой. Мимо церквей пятнадцатого столетия и домов века шестнадцатого
он, случалось, очертя голову пролетал на извозчике, то следя за кем-то из
подопечных, то спеша по неотложным надобностям, а хваленый Высокий Замок видел
исключительно мельком, снова чуть ли не на бегу. Пресловутая заграничная
поездка, из-за которой кое-кто из коллег ему неприкрыто завидовал, оказалась
ничуть не похожей ни на собственные предвкушения, ни на бульварные романы. То
есть и рестораны были, и роковые красотки, и загадочные злодеи, но все иначе,
без беллетристической легкости эмоций и несерьезности опасностей. Иначе.
Мало того, есть сильное подозрение, что и с древним городом
Кайзербургом все будет обстоять точно так же, даже печальнее. Какие там замки
крестоносцев, готические соборы и могила великого философа Канта, перед которой
всякий образованный человек обязан благоговейно склонить главу…
Потом думать об этом стало некогда – показался Лобришон. То
есть, надо думать, уже и не Лобришон вовсе, а самый что ни на есть
патентованный Хаддок…
«Ах, вот оно в чем дело…» – подумал Бестужев.
Хаддок, вероятнее всего, не красил волосы после Лёвенбурга,
а наоборот, такое впечатление, седина была тогда искусственного происхождения,
а сейчас майор смыл красочку и предстал в более естественном виде…
Седина осталась лишь на висках, а волосы большей частью были
цвета перца с солью, какой любили выбирать для своих героев иные литературные
классики. Усы подстрижены покороче – как раз на излюбленный британскими
офицерами фасон. И не было на лацкане темного пиджака ни единой орденской
ленточки. Майор сейчас выглядел чуточку моложе, чем в Лёвенбурге, не столь
консервативно – и смотрелся типичнейшим англичанином, куда что делось…
Решительно поднявшись, Бестужев подмигнул двум своим
помощникам – те ожили, повеселели, вскочили со скамейки – и направился ко
входу в отель.
Седой осанистый портье, далеко не столь безразличный к
происходящему вокруг, как его иные развращенные жительством бок о бок со
славянами коллеги из Лёвенбурга, тут же обратил на него самое пристальное
внимание:
– Майн герр?
Не раздумывая особо, Бестужев подал ему свою визитную
карточку – ту, с позолотой и самозванно присвоенным княжеским титулом. Пикантность
в том, что карточка была исполнена на немецком языке, а в немецком «князю»
соответствовал не менее чем «принц» – как и было напечатано. Портье был гораздо
более бесхитростен, чем приснопамятный господин Глоац, к тому же и Бестужев
сейчас был одет без того дурновкусья.