Непристойный танец - читать онлайн книгу. Автор: Александр Бушков cтр.№ 23

– Панове – русские?

– Вы наблюдательны, друг мой, – кивнул Сабинин.

– Быть может, панове пожелают сразу бутылку?

– Да вы не только психолог, друг мой, вы еще и тонкий этнограф, – весело сказал Сабинин. – Увы, мы с моим спутником – несколько нетипичные русские, так что придется обойтись бокалом… правда, бокалы могут быть немаленькими и наполнены почти до краев…

– Остановите у подъезда и дожидайтесь меня, – сказал Сабинин. – Я буквально на минуту.

Своего, российского «ваньку» он, не чинясь, запросто ткнул бы в спину и уж ни в коем случае не «выкал», такого в России в отношении извозчиков даже записные либералы не допускают при всей их одержимости идеями равноправия. Однако здешние извозчики, вот диво для россиянина, восседали на облучках в смокингах и цилиндрах. Можете себе представить? Оторопь брала попервости, тянуло разговаривать уважительно, не сразу и вспоминалось, что и ресторанные шестерки в России в смокингах щеголяют, однако обращение с ними допускается самое вульгарное…

Дом был не из самых фешенебельных, но и в категорию бедных его зачислять не следовало – серединка на половинку, одним словом, приют мелких буржуа с претензиями…

Убедившись в отсутствии непрошеных свидетелей, Сабинин достал американскую новинку – блокнот с отрывными листочками, приложил его к стене и карандашиком в серебряной оправе написал несколько строк:

«Привет от тетушки Лотты. Жду в 11.30 в кафе «Гаффер», знаю вас в лицо. Я спрошу, как пройти к Высокому Замку, можно кружной дорогой, чтобы полюбоваться городом. Если встреча не состоится, оставлю сообщение в главной почтовой конторе, ячейка 27».

И разборчиво, особо старательно вывел подпись по-французски: «Revenant». [18] Оглядевшись, спрятал свой котелок за хлипкую пальму, произраставшую в кадке на лестничной площадке, достал из-под пиджака смятую фуражку посыльного, тщательно ее расправив, лихо нахлобучил набекрень и поднялся на третий этаж. Не колеблясь, дернул звонок.

Послышались легкие шаги, дверь распахнула молодая горничная в белейшем передничке. Поигрывая взглядом с ухватками опытного волокиты, Сабинин поинтересовался:

– Мсье Радченко?

– Барин у себя, – охотно ответила красоточка. – Что у вас?

– Велено передать. – Сабинин подал ей записку, уже вложенную в небольшой конвертик. – Прошу прощения, мадемуазель, спешу, не в силах задержаться даже ради столь очаровательного создания…

Подкрутил ус, послал ей воздушный поцелуй, быстренько развернулся на каблуках и побежал вниз, беззаботно насвистывая. На площадке проделал обратную операцию, нахлобучив котелок и спрятав фуражку под пиджак. Оказавшись на улице, одним прыжком вскочил в пролетку, воскликнул:

– К Иезуитскому парку!

Пожалуй, все было в совершеннейшем порядке. Никто не запоминает физиономий обслуги: официантов, извозчиков, посыльных и носильщиков. Даже если мсье Радченко подвергнет горничную обстоятельному допросу, ничего толкового она на поведает: да, был посыльный, молодой, симпатичный, развязный… И только. Ищите по таким приметам хоть до скончания веков…

Извозчика он отпустил неподалеку от Иезуитского парка и, еще раз рассчитав в уме время, вошел в ворота. Двинулся к заранее выбранному месту целеустремленно, однако стараясь не казаться спешащим.

У балюстрады он оказался в пятнадцать минут первого – да, правильно рассчитал… И пункт для наблюдения выбрал идеальный: от балюстрады покато спускался зеленый склон холма, а там, внизу, на расстоянии броска камня, возле белой вычурной беседки (где по причине буднего дня не было оркестрантов), и располагалось летнее кафе «Гаффер», дюжины две столиков, из коих не занято и половины. Что гораздо важнее, и подступы к кафе идеально просматриваются во всех направлениях.

Радченко, и в самом деле знакомого по фотографическим снимкам, он узнал моментально: брюнета лет тридцати с невидным, скучным лицом мелкого чиновничка, правильного отца семейства, озабоченного домашними хлопотами и микроскопической карьерой в заштатном департаменте. Даже отсюда заметно было, что мсье несколько нервничает, внимательному наблюдателю нетрудно догадаться, что он кого-то ждет.

Держась за красными ветками густого орешника, Сабинин перешел чуточку левее… И остановился, лицо против воли свела злая гримаса.

Слева, за крайним столиком, сидели двое крепких пареньков, одетых вполне респектабельно, по-господски. Оба расположились лицом к Радченко… так, чтобы видеть его столик. Что же, это все? Нет, понаблюдаем еще… ага!

Справа, опять-таки за крайним столиком, сидят еще двое, чем-то неуловимо напоминающие первую пару, – молодые, крепкие, франтоватые. Вся четверка, связанная меж собой невидимыми нитями, расположилась так, чтобы в поле их зрения мгновенно попал тот, кто присядет за столик Радченко. Так, чтобы можно было незамедлительно двинуться следом за уходящим. Пойдет вправо – подхватят одни. Свернет налево – переймут другие. Неплохо продумано, опыт чувствуется.

Троих из четверки Сабинин прекрасно знал – много времени провел с ними бок о бок в душном подвале, где мастерили бомбы. Вот только четвертый совершенно незнаком, но это ничего не меняет…

Отпрянув, он направился к выходу из сада – столь же целеустремленно, решительно. Значит, вот так… Нетрудно представить себе все происходившее: Радченко, без сомнений, телефонировал в пансионат, аппарат стоит у него на квартире, номер имеется в списке. Кудеяр – а кто же еще? – отреагировал с похвальной быстротой, выслав в кафе своих молодчиков… Итак, да здравствует предусмотрительность, и анафема тем, кто ею пренебрегает, ленится проверять дважды, трижды. Последние как раз и попадают, словно кур в ощип. Надо же, а ведь мог спалиться…

Взглянув на часы, он заторопился, махнул незанятому извозчику. Степенно устраиваясь на обтянутом кожей сиденье, распорядился:

– На вокзал. Но предварительно заедем куда-нибудь, где можно купить цветы…

…Краковский поезд, тяжело отфыркиваясь и прыская паром, остановился у перрона. Сабинин во все глаза смотрел на австрийские вагоны, к которым еще не успел привыкнуть: все из отдельных купе, в каждое – свой вход, сбоку. Он никогда не ездил в таких. По наружным приступкам трусцой пробежали кондуктора, распахивая двери и, судя по мимике, старательно объявляя станцию.

Искомую особу он узнал моментально, за несколько лет, прошедших с того момента, когда был сделан показанный Кудеяром снимок, она ничуть не изменилась. В сердце Сабинина вошло некое смутно-томительное чувство, сродни печали.

Она и в самом деле была поразительно красива – изящная, со вкусом одетая молодая дама, идущая по перрону с той самой небрежной невозмутимостью, отличающей особ прекрасного пола, прекрасно сознающих свою власть над полом противоположным. Разумеется, на нее оглядывались – и не всегда в пределах приличий. Разумеется, она и бровью не повела, словно бы и не ощущая этих взглядов, но наверняка по женскому обычаю прилежно регистрировала каждый. «Бедняга Кудеяр, – без особого сочувствия подумал Сабинин. – Что ж, его можно понять – такая способна мимолетно разбить тебе жизнь и преспокойно удалиться летящей походкой с милой невозмутимостью на лице». «Неужели поручик застрелился? Глупый, с чего бы вдруг? Боже мой, я и предвидеть не могла…» Наслышаны-с, сталкивались…