– Поставьте на стол и идите.
Сундучок оказался заперт, но теперь для нее такие вещи
трудностей не представляли: она попросту прижала к скважине указательный палец,
сосредоточилась, толкнула – и крышка поднялась с мелодичным звоном.
Внутри в некотором беспорядке лежали самые неожиданные
предметы – аккуратные холщовые мешочки, на ощупь полные монет, орден Святой
Анны с мечами, массивная серебряная ложка с неизвестным ей гербом, почему-то
увенчанным не короной, а чалмой, какие-то тяжелые цепочки, несомненно, золотые,
но очень уж грубой работы (нельзя исключать, древние), еще мешочки, на сей раз
набитые чем-то вроде сушеных ягод, старинный план города с надписями на
немецком (названия города не имелось), странный образок, где на одной стороне
был несомненный Георгий Победоносец, а на другой – нечто напоминавшее голову
Медузы Горгоны, увитую щупальцами…
Лениво вороша все это, Ольга наткнулась на что-то округлое,
тяжелое, очень гладкое на ощупь. Вытянула эту вещь, за которой потащилась
длинная золотая цепочка, на сей раз филигранной работы. Овальный медальон, судя
по весу, золотой, с сине-красными эмалевыми узорами.
Повертев его, Ольга быстро отыскала сбоку крохотный плоский
шпенек, и медальон раскрылся. Внутри оказалась миниатюра, искуснейшим образом
выполненная на фарфоровой пластинке: портрет молодой девушки со спускавшимися
на обнаженные плечи локонами, в лазоревом, очень открытом платье, отделанном по
вырезу и плечам роскошными кружевами. Насколько она могла разобраться, наряд
этот принадлежал даже не восемнадцатому веку, а еще более ранним временам –
нечто подобное ей случалось видеть на полотнах старых фламандцев. Нигде ни
надписей, ни инициалов, но лицо, вот диво, ей чем-то знакомо, и ошибки тут быть
не может…
Внезапно Ольга испытала потрясение.
Это был ее собственный портрет – словно в крохотное
зеркальце смотрелась. Прически такой она никогда, конечно, не делала, никто не
носит теперь таких причесок, но сомнений быть не может: это она, запечатленная
кистью искуснейшего мастера в пышном платье, какие вышли из моды лет двести
назад…
Ольга долго стояла, зажав в руке изящную безделушку, время
от времени поглядывая на изображение и всякий раз убеждаясь, что оно – ее
собственное. Или девушки, похожей на нее как две капли воды…
Искать объяснений у помольщика было бы бесполезно, Ольга
знала это заранее – не по его умишку такие вещи. Очередная загадка, каких,
чувствуется, будет еще предостаточно… Опустив медальон в карман, она стала
выкладывать на тесаный стол все, что оставалось в сундучке.
Узкий кинжал с затейливой золотой рукояткой, три флакончика
из синего стекла, плотно закрытые пробками – определенно налитые под горлышко.
Прислушавшись к себе, Ольга не нашла в новой памяти никаких подсказок: быть
может, для этого требовалось вынуть пробки, принюхаться, попробовать на язык.
Ну, с этим можно и подождать… Связка непонятных ключей, чересчур затейливых для
простых мужицких замков… Еще один флакон, но пустой, из молочно-белого стекла,
причудливой формы… Горсть небольших, гладко отшлифованных стеклянных шариков –
темно-красные, темно-желтые, темно-синие…
Вот насчет них у Ольги моментально появилась полная ясность:
пожар, засуха и ливень, соответственно. Достаточно бросить в нужном месте с
соответствующими наговорами, которые она теперь прекрасно знала. Целая горсть
разнообразных бед, способных испортить жизнь целому уезду, – жутковатые
безделушки поднакопил Сильвестр…
Два темно-зеленых шарика никак не отозвались на ее мысленный
вопрос: ну, можно отложить вдумчивое знакомство с наследством на потом… Ага!
Из опустевшего сундучка она достала тяжелый кувшинчик – в
ладонь размером, пузатенький, с высоким узким горлышком, за версту пахнущий востоком.
Судя по тяжести, он был не иначе как серебряный, хотя почти почернел за долгие
годы. К горлышку на чеканной цепочке прикреплена серебряная же пробка, а
пузатые бока украшены выпуклой арабской вязью, которую Ольга прочитать не
могла. Она злорадно улыбнулась, пряча кувшинчик на груди: вот и отыскалось
средство сделать Джафара шелковым…
Убрав все обратно в сундучок, она захлопнула крышку, вышла и
повелительно сказала моментально возникшей из завесы мучной пыли мохнатой
фигуре:
– Пусть постоит пока. Я за ним потом… пришлю.
– Как прикажете, хозяйка, – пробубнило
существо. – Будут новые распоряжения?
Ольга не представляла, какие распоряжения давать этому
примитивному созданию.
– Да нет, пожалуй, – сказала она. – Пусть все
идет, как шло.
– Хозяйка…
– Да?
– Этот расходился. Третью ночь всплывает и копошится,
даже к мельнице в прошлый раз тянулся, в окошки стучал… Ему, надо полагать,
опять надобно…
– Кому? Чего?
– Ну этому, который на дне… – Создание указало
мохнатой конечностью за окошко. – Снова проснулся, давненько не всплывал.
– Да кто?
– Этот, который на дне… – бубнило существо. –
Лучше бы вам сегодня ночью прибыть и самой озаботиться, а то покою от него не
будет, известное дело…
– Хорошо, – сказала Ольга, прекрасно понимая, что
точных подробностей не добьется. – Ночью буду, разберусь…
Все совершенно как у людей, подумала она, направляясь к
двери. В мире Той Стороны, как называет его Джафар, тоже, как выяснилось,
имеются свои орясины, вроде деревенских дурачков, с грехом пополам способных
быть подпасками или сено в копны метать…
Когда она вышла, телеги, нагруженные мешками с мукой, как
раз выезжали на дорогу. Мужик со второй, оглянувшись на нее случайно, торопливо
снял шапку и поклонился, после чего с видимым облегчением подхлестнул соловую
лошаденку. Как сказал кто-то из великих людей, пусть боятся, лишь бы уважали.
Или наоборот?
– Ольга Ивановна…
Она обернулась. Мужицкие телеги были уже далеко, а перед ней
стоял господин камергер собственной персоной – у коновязи, рядом с Абреком,
была привязана его гнедая лошадь. Выглядел он совершенно спокойным, улыбался
дружелюбно и весело, ничто не заставляло заподозрить, что он явился сводить
счеты…
– Я вас напугал?
– Ну что вы, – сказала Ольга. – С чего бы
вдруг? Просто я никак не рассчитывала вас здесь увидеть…
– Мне сказали слуги, что вы именно сюда направились. Знакомитесь
с наследством?
– Конечно, – сказала Ольга. – Для вас, это,
разумеется, не стоящий внимания пустячок, а для меня – немалое подспорье.
– Интересно, как случилось, что мельник именно вам
отказал все? Я о нем слышал краем уха, любопытный был человек…
Камергер смотрел испытующе, и Ольга ответила невиннейшим
взглядом, пожала плечами:
– Смешно, но все, должно быть, оттого, что я с ним
всегда вежливо здоровалась…