— Весь дом из-за вас перепугал…
Глафира сжимала топорик, которым колола дрова для растопки плиты. В доме что-то случилось. В дальнем конце прихожей Софья Петровна, зажав рот кружевным платочком, содрогалась от рыданий.
— Соня, что с детьми?!
— Спят, голубушки, что им станется, — ответила Глафира. — А вот барыня наша…
Софья Петровна захлебывалась рыданиями, притихшая Глафира не выпускала топор, таращась жалостливо, будто прося защиты.
Ванзаров сбросил пальто и обнял сестру. Ее трясло как в лихорадке.
— Ну сестренка, ну маленькая, ну хорошая, ну славная, ну успокойся…
Она спрятала лицо на его груди и разревелась.
Через полчаса, приняв успокоительные капли, Софья Петровна смогла рассказать, что превратило мирный дом в осажденную крепость.
Вернувшись в прекрасном настроении из «Польской кофейни», она проявила милосердие и помирилась с Глафирой. Кухарка принялась стряпать обед, а девочки, наигравшиеся в детской, потребовали прогулку. Забыв о просьбе брата, она стала одевать малышек. Когда Оля и Лёля уже нетерпеливо прыгали в коридоре, а Софья Петровна примеряла перед зеркалом шляпку, раздался телефонный звонок. Она взяла слуховой рожок. То, что услышала, было чудовищно.
Требовалась обходительность, чтобы не спровоцировать новую истерику:
— Соня, передай слово в слово, что тебе сказали…
Она всхлипнула:
— Не помню, я так испугалась.
— Сонечка, ты же мудрая женщина, попробуй вспомнить. Это очень важно.
— Кажется… Что все мы погибнем страшной и мучительной смертью, что мои дети будут умирать у меня на глазах… Нет, я не могу это повторять!
— И все? И больше ничего?
— Разве не достаточно?
— Я должен знать все, чтобы принять меры.
Софья Петровна взглянула на брата:
— Родион, ты ничего от меня не скрываешь?
— Ну что ты, Соня. Как я могу. Говоришь, голос был мужским?
— Да откуда мне знать, мужской или женский! Я испугалась за девочек!
— В котором часу телефонировали?
— Родион, ты меня не слушаешь! Я тебе уже раза три повторила, что мы решили пойти гулять около двух… Или трех… Но не позже четырех. Это точно…
Можно успеть доехать до города из Шувалова и отомстить таким способом. Как они в принципе могут осуществить убийство? Ворваться в дом? Или бросить бомбу на улице? Или выстрелить в окно с противоположной крыши? Это методы эсеров, но не Полонской и Лёхиной.
— Соня, а почему не телефонировала мне на службу?
Софья Петровна растерялась лишь на долю секунды:
— Какой ты бесчувственный! Я чуть было с ума не сошла, а ты требуешь внимания к себе! Родион, что нам делать?
— Выполни мою просьбу и не покидай дом.
Это совершенно невозможно, ведь у нее намечена встреча с очаровательной Еленой Холодовой, которая принесет бенгальскую смесь. Девочкам нужен свежий воздух.
— Повторю: залог безопасности — осторожность. Надо вытерпеть дня три.
— И это все?
— Остальное уже мое дело.
В гостиной проснулся телефон.
— Опять… Это! — прошептала Софья Петровна.
Ванзаров поднял слуховой рожок.
— Ванзаров у аппарата…
— Почему от вас нет вестей?
— Здравствуйте, Николай Александрович, не хотел беспокоить без надобности.
— Что произошло сегодня на даче Окунёва?
Поступление информации у начальника Особого отдела полиции поставлено отменно. Наверняка милый Заблоцкий уже настрочил рапорт о происшествии.
— Возможно, там была она. Сказать определенно не могу.
— Джуранский попал в нее?
— Ротмистр, к счастью, близорук. Он в корову не попадет с трех шагов.
— Что искала?
— Не имею представления.
— И все-таки? — настаивал Макаров.
— В доме заметны следы обыска, причем не одного. Каких-то явных признаков воровства обнаружить не удалось. Или их нет, или тщательно подчистили.
— Прошу утроить усилия. — И полковник отключился.
Узнав, что тревога была напрасной, Софья Петровна попросила сесть с ней рядом. В запасе у нее была еще неприятность.
— Родион, ты можешь связаться с начальником полиции Казани?
— По полицейскому телеграфу?.. Извини, Соня, зачем тебе казанская полиция?
Софья Петровна протянула разорванный почтовый конверт.
— Вот, прочти…
— Голова моя немного болит, словно об нее стул сломали. Расскажи своими словами…
Софья Петровна горестно вздохнула:
— Изволь, хотя твое равнодушие к родственникам ранит меня глубоко.
— Соня, просто скажи, что случилось в Казани.
Ему предъявили лист, исписанный бисерным почерком.
— Троюродный племянник моей мамы по папиной линии — сын Натальи Михайловны, если тебе что-то говорит это имя, — Аникий, студент Казанского университета, попал в дурную ситуацию.
Ванзаров потер предательски слипающиеся глаза:
— Что случилось с юношей? Первая любовь и все такое?
— Он пристрастился к опию.
— К чему пристрастился?
— К опию, Родион… Тебе известно, что это значит?
Извинившись, что головная боль не дает сосредоточиться, Ванзаров отправился к телефонному аппарату. Появился крохотный шанс нанести ответный удар.
Вырезки из газеты «Наши дни» за 6 января 1905 года
РАЗДЕЛ «ПРИКЛЮЧЕНИЯ»
Купчиха Левина при расчете с извозчиком, на котором она подъехала к своему магазину на Большом проспекте в доме № 27, оставила в санях шелковый ридикюль, в котором находилось шестьдесят бриллиантов. Г-жа Левина спохватилась немного спустя и задержала извозчика. Доставленный в участок извозчик назвал себя Шадаковым. Он утверждал, что найденный им ридикюль не открывал. Однако при тщательном осмотре ридикюля в нем был найден только один бриллиант. Это дало основание к дальнейшим розыскам, которые привели к тому, что в сиденье, наполненном овсом, а также в снегу во дворе было найдено сорок четыре бриллианта. Извозчик не сознался в присвоении бриллиантов.
Началась стачка рабочих в СПб и на заводе «Франко-русского общества» (до 2500 душ). Был слух о беспорядках на заводе Обуховском.
Записки к событиям 6 января 1905 года
Папка № 27
До глубокой ночи он телефонировал чиновникам сыскной полиции и задавал один вопрос. Никто не мог ответить вразумительно. Ванзаров даже Курочкина привлек, и Афанасий обещал с раннего утра заняться поиском. Но информация требовалась немедленно.