По приказу Ахлестышева все завязали лица платками (Батырь, за неимением такового оторвал подол у рубахи). Предстояло проехать Знаменку насквозь – триста саженей сплошного пламени. Саша собрался, гикнул, наддал буланке, и та рванула из последних сил.
Они ворвались в самое пекло. Огненные стены по обе стороны улицы взмывали вверх и сливались там воедино. Анфилада из пламени! Руки и лицо быстро покрылись волдырями, кожу неимоверно палило, раскалённый воздух обжигал лёгкие. Глаза слезились и болели, дышать сделалось положительно нечем. Прямо перед телегой рухнули на мостовую листы кровельного железа, а следом повалилась и целая стена. Батырь с удивительным хладнокровием объезжал препятствия и не давал кобыле сбавить бег. Что же наступит раньше: кончится эта адская галерея или они задохнутся? Когда, казалось, воздуха не осталось совсем, телега вырвалась в тихий и совершенно целый Лебяжий переулок.
– Пади!! – кричал Саша, нахлёстывая несчастную буланку. Та чуть-чуть успокоилась, понесла ровно и вскоре оказалась на берегу Москва-реки. Батырь, удачно отыскав съезд, загнал лошадь по колени в воду. Она вся дрожала от пережитого ужаса и косилась назад. Пётр спрыгнул, схватил ведро и стал обливать кобылу со всех сторон, приговаривая:
– Вот умница, вот молодчина! Всё, всё, успокойся, мы спаслись…
Испуг начал проходить. Буланка опустила голову и долго-долго пила, никак не могла напиться. Ахлестышев вычёсывал ей из гривы и хвоста тлеющие угли и бросал вниз. Остальные тоже шарили по телеге, по своим вещам, по волосам и одежде и везде находили угли и пепел. Наконец Батырь вывел телегу на набережную, подвесил лошади торбу с овсом. Ольга с Евникией, бледные, напуганные, в прожжённых во многих местах пыльниках, озирались по сторонам.
– Куда же мы поедем? – спросила Шехонская. – Взгляните, что там делается!
На Замоскворечье страшно было смотреть. Огромная стена пламени, несколько вёрст шириной и в сто саженей высотой, медленно, но неотвратимо надвигалась на дома. Словно лава вулкана, она ползла, сметая всё на пути. Пламя переливалось самыми разными оттенками: от молочно-белого до фиолетово-розового. Почти во всех московских особняках имелись запасы смолы, дёгтя, масла и водки. Когда огонь добирался до них, то вспыхивал с удвоенной силой и менял цвет. В воздух, будто ковры-самолёты, взмывали листы кровельного железа. Ветер, с утра тихий, превратился теперь в ураган. Он, как огромными мехами, раздувал и разгонял пожар. По небу неслись горящие головни, доски и целые брёвна. Они легко перелетали через реку и сыпались на Кремль и жилые кварталы, давая источник новым пожарам. Казалось, кто-то обстреливал беззащитный город зажигательными бомбами. Безопасных мест в Москве не осталось… Наступило затмение: солнце заслонила толща дыма. На улицах толпились ошалелые, перепуганные люди. Женщины с маленькими детьми на руках перебегали из переулка в переулок в поисках укрытия, и нигде его не находили. Дети постарше бежали сами, держась за материнские подолы. То тут, то там здания обрушивались на головы несчастных, погребая их под обломками. Ад, сущий ад…
Ольга вцепилась в Петра и глазами, полными слёз, смотрела на эту жуткую картину. Потом сказала:
– Оглянись вокруг.
Ахлёстышев поворотился. Огонь был повсюду. Бежать оказалось некуда. Лишь Кремль стоял в море огня, подобный острову, но и там кричали и бегали в страхе фигурки солдат.
– Пропала Москва, – чуть слышно сказала Ольга. – И мы пропали. Божий суд настал…
По Кремлёвской набережной к ним подошёл патруль. Восемь карабинеров во главе с лейтенантом: чумазые, в прожжённых мундирах, с опалёнными волосами. Пётр вытянулся перед офицером во фрунт.
– Что ты здесь делаешь, фланкёр? – строго спросил лейтенант, оглядывая женщин и возницу.
– Сопровождаю русскую княгиню согласно распоряжениям господина капитана!
– Какую ещё княгиню? И почему ваш капитан о ней печётся?
– Не могу знать, господин лейтенант. Я просто исполняю команду. Мне велено доставить княгиню Шехонскую с камеристкой к Серпуховской заставе.
– У тебя есть с собой письменный приказ?
– Так точно! За подписью сержант-майора Жака Анжильбера.
– А, Большой Жак! – радостно воскликнул офицер. – Это твой ротный фельдфебель?
И отвёл руку Петра с приказом, не став его даже рассматривать.
– Большой Жак здорово поддержал нас под Фридландом. Знаменитая личность! Правда ли, что его переводят в Старую гвардию?
– Ходят такие слухи. Нам будет его очень не хватать…
– Да, такие люди составляют лицо полка. Но, фланкёр, я вынужден прогнать вашу повозку с набережной. Вы не имеете права здесь находиться. Извини, но у меня тоже приказ.
– Но куда же нам деваться, господин лейтенант? Только возле реки ещё можно уцелеть!
– Ничем не могу помочь. Набережная и Каменный мост должны быть свободны от посторонних. И не возражай, иначе Большому Жаку придётся выручать тебя с гауптвахты! Давай, дружище, проваливай отсюда поживее со своей княгиней…
Ахлестышеву пришлось усадить всех в телегу и приказать Батырю:
– Рюс, пошёль!
Отъехав от патруля на порядочное расстояние, тот спросил:
– Что случилось? Почему нас прогнали?
– Похоже, готовят Бонапарту пути бегства. На случай, если Кремль тоже загорится. Лейтенант сказал, что набережная и мост должны быть свободны от посторонних.
– Эх-ма! Куда же мы теперь?
– Нужно место, где большая пустая площадь и рядом – вода. Соображаешь?
– Ага! Болотная?
– Она самая. Там только ларьки. А Водоотводный канал не пропустит огонь, идущий низом. Гони туда!
Телега проехала длинный корпус Суконного двора, стала заворачивать на Болотную и тут же остановилась. Всё пространство площади оказалось забито спасающимися людьми. Несколько тысяч человек разбили лагерь. Они сидели кучками возле своего скарба, и с ужасом разглядывали надвигающуюся с юга стену огня. Ахлестышев начал высматривать свободное место, как вдруг Саша схватил его за плечо.
– Яковлев! Ох, некстати…
Действительно, прямо перед ними с ружьём в руках стоял следственный пристав, переодетый в кафтан.
– Вот и попались, – буднично констатировал он. – Не захотели в рудники, стервецы? Тогда здесь подыхайте.
Яковлев! Мучитель и гонитель, сломавший ему жизнь! Вот теперь посчитаемся – война всё спишет, и концов не найдут… Пётр полез за пистолетом, но сыщик правильно понял его движение.
– Ребята, ко мне!
Немедленно восемь или девять мужиков с ружьями и пиками со всех концов площади бросились на голос.
– Убейте этих! Они французские шпионы!
Без рассуждений мужики вскинули ружья. Саша-Батырь, изловчившись, на пятачке развернул телегу и заорал диким голосом: