– Не боишься ослепнуть? – спросил медик откуда-то из-за перегородки. – Со многими гениями такое бывает.
– Это не имеет значения. Неважно. Я хочу измениться. Не могу быть прежней. Это выше моих сил. И кем там буду – неважно. Главное, буду другой.
Белая вспышка света. А затем – тьма. Следом голубая вспышка. Нет, это не вспышка – это небо, огромное небо, а земля безумно далеко, крошечные домики, такие же крошечные сады. Людей не видно. Никого. Она одна… И кто она?.. Она пыталась вспомнить имя и не могла. Опять тьма. Потом свет серебристый. Бесконечные стены и узкий коридор. Тьма. Зелёный свет. Вода. Огромный бассейн. И солнце наверху. Далёкое, маленькое, злое, холодное. Как бывает зол на людей Юпитер, бог того, другого, запредельного мира. Не надо злить злых богов. Опять тьма… На этот раз не мгновенная, но длительная, обволакивающая, бархатистая, укутывающая, как дорогой мех. А затем вновь свет – будничный, жёлтый. Сиюсторонний.
– Можешь встать!
Она послушно сползла со странного ложа. Ноги подгибались – в них не было костей, одна студенистая плоть. Её била дрожь. Пол был так холоден, что по нему было больно ступать. Как она сюда попала? Что это? Больница? Что такое больница? Где дают жизнь? Или где её отнимают? Женщина в зеленой форменной тунике провела её в соседнюю комнату и усадила на кровать, положила на колени пакет. Она недоуменно на него посмотрела.
– Твои вещи, – сказала медичка.
Она развернула бумагу. Туника, трикотажные брючки, сапожки из мягкой кожи, плащ. Одежда. Кажется, её надо надеть на тело, чтобы не было холодно, чтобы прекратилась дрожь. Она оделась. Вытащила из пакета сумочку из кожи с витой длинной ручкой. Открыла. Там какие-то крошечные вещички, приятно пахнущие тюбики, пачка цветной бумаги, крошечная книжка с пустыми страницами. Ах нет, не пустыми, на первой странице что-то написано. Какие-то буквы. Что они значат? Она отложила книжечку и достала флакон из хрусталя. Терпкий дразнящий запах. Она уронила несколько капель на палец, тронула кожу.
– Вот так! – сказала вслух, будто прошла посвящение.
– «Вененум»! – воскликнула женщина в зеленом. – Обожаю этот запах. Можно мне тоже подушиться?
– Дарю! – Летиция протянула ей флакон.
– Ах, благодарю, домна, это же дорого, безумно дорого!
– Мелочь! – прервала её излияния Летиция. – Все это мелочи.
Она вышла из дверей клиники и остановилась. Куда идти? Зачем? Светило осеннее солнце. Она запрокинула голову и прищурилась – как хорошо!
Какой-то человек мчался наверх по лестнице и едва не сбил её с ног. Вид у него был растерянный, чёрные волосы всклокочены. Приятное лицо. А взгляд несчастный.
– Прости, – крикнул он, переводя дыхание. – Где радиологическая лаборатория?
– Солнце… – она улыбнулась.
Человек выругался и помчался дальше, к дверям, из которых только что вышла она. А она спустилась вниз.
– Тебя подвезти? – спросил другой человек, постарше, сидящий в коробке с окошками.
– Куда? – она по-прежнему улыбалась.
– Не знаю.
– А где сегодня весело?
– В амфитеатре бои, – сообщил мужчина. – Марк Аврелий с Сенекой дерутся. Бой сезона.
– Так отвези меня в амфитеатр.
– А деньги есть?
Деньги… Она порылась в сумочке, пытаясь определить, что такое деньги. Наверное, вот эти бумажки. Она достала одну.
– Хватит? – спросила, вертя радужную купюру в руках.
– «Аврельки»-то? Хватит, – ухмыльнулся шофёр.
V
Элий вышел на арену.
– Небось рад, паппусик, что сегодня тебя убью? – спросил Всеслав.
Толпа тысячезевно ахнула вместе с первой атакой Всеслава. И тут же покатился, нарастая, второй вопль вслед за ответным ударом Элия. И стих, сойдя на низкий тревожный рокот. Каждый выпад Сенеки сопровождался криком, но то были отдельные вопли, потому что мгновенно следовал ответный удар Марка Аврелия.
Всеслав был прекрасным бойцом. Элий видел на своём веку многих. Этот был лучшим. Даже Вер не умел так драться. Сенека предугадывал движение, прежде чем противник наносил удар. Он будто мысли читал. Но все же у него был один недостаток. Это излишняя уверенность в себе. Отсюда небрежность. Разве так отбивают удары? Ага, тут подвох. Не проведёшь старого гладиатора, Сенека! Всеслав метнулся вперёд с резвостью рыси. Элий обрушился сверху. Клинки зазвенели. Свободной рукой Всеслав толкнул Элия и сбил с ног. Но не одолел. Удар римлянина был такой силы, что и Всеслав не устоял на ногах и упал, перекатившись через противника. А тот не растерялся – заехал свободной рукой по зубам. Всеслав проехал лицом по песку. Они вскочили на ноги одновременно. Невероятно! Юноша не сумел опередить калеку. Элий выставил вперёд меч, ожидая атаки, потому что был уверен: после зуботычины Всеслав взъярится и кинется атаковать. И не ошибся – тот рванулся вперёд, отбил меч Элия и… Тело Элия превратилось во взведённую пружину, а десница расслабилась и почти не удерживала меч. Клинок свободно повернулся, будто флюгер под напором ветра, сделал полный оборот и, набирая скорость, вошёл Всеславу в шею слева. Фонтан крови ударил из-под меча, а голова Всеслава свесилась набок, будто подрубленный стебель.
Римлянин отскочил назад.
Всеслав пошатнулся, беспорядочно дёрнул руками, выронил меч и повалился на песок.
– Сюда! Сюда! – закричал медик, на ходу скидывая вымазанные в крови Эпикура латексные перчатки и натягивая новые.
Элий склонился над раненым. Из страшной раны на шее хлестала кровь. Всеслав смотрел на победителя. Но то был не остекленевший взгляд умирающего. На дне зрачков побеждённого таилась жизнь. И звериная ненависть. Элий отшатнулся и закрыл глаза. Свои – не умирающего. Но и сквозь сомкнутые веки видел полные ненависти зрачки Всеслава.
– Ты убил Сенеку! – крикнул Диоген, едва Элий вошёл в куникул.
– Нет. Он не умрёт. Мы ещё не раз будем с ним драться. Я буду побеждать. А он – вновь кидаться в атаку.
– Ты – сумасшедший… – Диоген повернулся к медику. – Вези в больницу.
– У него же практически отрублена голова.
– Вези в больницу, – повторил Диоген.
VI
Арену засыпали чистым песком, а зрители на трибунах успокоились. Но не до конца. Внезапно в задних рядах начинали вопить: «Марк Аврелий!» И ещё: «Убей! Убей!» И тогда восторженный рёв катился по рядам к арене.
– Продолжим? – спросил Элий тертиария, что вышел на замену Всеславу.
Тот не ответил, медленно вытянул клинок, демонстративно отбросил ножны.
– Два тертиария на арене: Марк Аврелий и Эмпедокл, – объявил комментатор.