Авианосцы адмирала Колчака - читать онлайн книгу. Автор: Анатолий Матвиенко cтр.№ 50

Спусковой крючок революции дернул Николай Николаевич, вздумавший продемонстрировать военную решимость. Он прибыл на утреннее построение Волынского лейб-гвардейского полка и лично принял над ним командование, приказав раздать солдатам оружие и патроны. Затем сформировал отряды численностью до батальона, поставив во главе офицеров, считаясь не с должностью, а только с монархическими верноподданническими их заявлениями. И батальоны ринулись разгонять уличные выступления.

Погибло не менее сорока солдат, забитых рабочими насмерть. Сколько гвардейцы перестреляли митингующих, сначала выполняя преступный приказ, а потом просто из самообороны, один Бог знает. Возможно — сотни, левые газеты кричали о тысячах.

На следующий день депутат Петросовета унтер Кирпичников подбил солдат к мятежу. Они уничтожили офицеров, ворвались в расположение Преображенского и Литовского гвардейских полков, агитируя за восстание. Через сутки солдатский бунт охватил половину гарнизона. Он не был организованным, скорее бессмысленным и беспощадным, так как даже Петросовет и солдатские Советы не могли толком управлять вылившимся на питерские улицы серошинельным морем.

— Как? Почему? — мотал в воздухе кулаками Александр Михайлович, утрясший наконец с думскими фракциями и Петросоветом состав смешанного «ответственно правительства» и ждавший с минуты на минуту телеграммы о его высочайшем утверждении.

— Потому что нужно прекратить слюнтяйство! — рявкнул НикНик. — Вывести верные части и перестрелять бунтовщиков к дьяволу!

Колчак оторвал взор от беснующейся на набережной толпы, слава богу, хоть не стреляющей пока по дворцовым окнам.

— Нет таких частей, господа. Есть лишь учебные отряды гвардейских полков, по четыреста рабоче-крестьянских рыл на одного старослужащего унтера и десятерых горлопанов из эсеров или эсдеков. Из них половина к присяге не приведена, а оружие есть. Скажем спасибо Господу, что они не все на улице.

— Перестаньте мычать, адмирал. Слушать тошно. Александр, связи с Императором нет, формально ты здесь главный. Пиши приказ на переподчинение мне гарнизона и Кронштадта. Через три дня такой наведу порядок, что… В общем, увидите.

— Это вряд ли, — лениво заметил Врангель. — Каждому ясно по опыту Пруссии, Варшавы и бунту Волынского полка: из вас, Николай Николаич, командир — что из говна пуля.

НикНик затрясся, аж пеной зашелся:

— Вы!.. Вы мне ответите! Сейчас же!

— К вашим услугам. Хоть в соседней комнате. По такому здоровому шкафу не промажу.

Лукавый совершенно не то имел в виду. Оскорбление августейшей персоны — государственное преступление, взывающее о немедленном аресте злоумышленника.

— Господа, немедленно успокойтесь! — повысил голос Александр Михайлович.

— В одном барон прав, — спокойно добавил Колчак. — Князю больше не стоит руководить. Если хотите сохранить хоть часть власти и влияния, его нужно немедленно арестовать и предать суду за расстрел рабочих. И если вам не хватает духу, Ваше Императорское Высочество, мы с бароном охотно поможем.

Врангель шагнул к бьющемуся в припадке и бормочущему проклятия НикНику, вопросительно глянув на второго великого князя. Что дороже — честь фамилии, благо государства?

— Действуйте, господа. — Он уронил голову, стараясь не смотреть в глаза Николаю.

— Ваше оружие, Николай Романов. При неповиновении убью на месте, вы в курсе. — Барон без малейшего почтения отобрал клинок у августейшего генерала и подошел к столу великого князя: — Извольте письменный приказ. А то как поведем его по коридору да сабли наголо, мало ли что дворцовая охрана подумает.

Самый главный Романов к моменту ареста НикНика так и не утвердил манифест об ответственном правительстве по чрезвычайно уважительной причине. Он не получил его на подпись. Царский поезд двигался, телеграммы в том беспорядке, что охватил Россию, приходили на станции, откуда Государь уже убыл. Прожект манифеста и его подписант встретились лишь в Пскове, дальше которого ехать не представилось возможным — пути разобраны.

— Черт знает что такое! Путь разобран, в правительство предлагают господ, абсолютно мне неизвестных, и чай принесли холодный! — возмущался Государь, больше всего сожалеющий, что рядом нет Аликс и не у кого спросить совета. Если не с правительством, то с разогретостью чая она бы точно помогла решить задачу.

Ему было невдомек, что непозволительно революционное правительство, список которого выслал тронувшийся из ума Александр Михайлович, от высочайшего утверждения тут же стало бы недееспособным. И не потому, что кандидаты там неправильные. Наступило время, когда если не весь народ, то две столицы и их окрестности больше не принимали никаких велений от царя.

На заснеженное летное поле близ станции опустился Г-12, из бомбардировщика превращенный в пассажирский самолет. Из него сошли Родзянко, великие князья Петр Николаевич и Михаил Александрович, с ними пара человек свиты. Много народу не влезло, думское олицетворение буржуазии весило как три средних пассажира.

— Положение устрашающее, Государь. Началась революция. Народ и Дума требуют вашего отречения.

Николай Второй поднял усталые глаза. Кто это сказал, Родзянко или кто-то из князей? Не важно. Все трое смотрят выжидательно, стало быть, они согласны с произнесенной нелепицей.

— Это совершенно невозможно. Я должен посоветоваться.

С Аликс? Но телеграммой об этом не спросишь. Можно сесть на самолет и через три часа быть уже в Зимнем… Но он никогда не летал на этих капризных штуках. Не хватает в трудное для страны время попасть в крушение.

Брусилову в Кале, Иванову, вместо Врангеля командующему выводимыми из Британии войсками, командующим флотами, великим князьям, Московскому генерал-губернатору понеслись телеграммы с воплем отчаяния между строк. Ответили практически все, и на удивление единогласно.

Крайне подавленный Государь вызвал генерал-адъютанта и продиктовал текст манифеста об отречении в пользу сына Алексея Николаевича при регентстве великого князя Михаила Александровича до совершеннолетия цесаревича.

— Невозможно, брат! — По аскетической впалой щеке Михаила скатилась слеза, или это игра света? — Народ не примет ни меня, ни Алексея.

— Что?! Что ты такое говоришь? Что вы заладили! Кому передать страну?

Родзянко выложил свой проект манифеста.

— Что вы мне подсовываете? Это нарушение законов престолонаследия. Александр не может принять корону, минуя живого и здорового Михаила! И конституция… Что за конституция? Чушь какая-то. Война на дворе, господа. Решили в демократию поиграть. Не выйдет!

— Тогда власть в Питере примет кто-то из военных диктаторов, в народе и в армии популярный. Тот же Врангель. — Петр Николаевич сам удивился этой мысли. — Кстати, совсем неплохой выход.

Император прижался лбом к холодному оконному стеклу. За окном вышагивал часовой освещаемый неверным светом станционного фонаря, вокруг него — никого. Царь вдруг подумал, что он в присутствии родного брата и единомышленников куда более одинок, чем эта фигура со штыком.