Смертельный лабиринт - читать онлайн книгу. Автор: Фридрих Незнанский cтр.№ 51

Оперативники же, выполнив свою часть работы, переключились теперь на такой же клуб «Юстин», что на северо-западе столицы, в районе Рублевского шоссе. Раструбов не отрицал возможности, что Морозов мог побывать и там. Единственное, что удалось им узнать от Валентина Иннокентьевича, — это то, что, по мнению Раструбова, Леонид Морозов вряд ли принадлежал к сообществу геев. Но это, понятное дело, разговор уже не на бегу, а должна быть обстоятельная беседа, закрепленная в протоколе с соблюдением всех юридических норм.

По долгу службы Климову приходилось не раз посещать всякого рода ночные заведения, но в столь специфическом он оказался впервые. Впрочем, здесь в нем говорил, скорее, определенный снобизм — не понимал он людей особой, что ли, ориентации, именно нетрадиционной, как ее называют культурные люди. Ну а «необразованный» народ, он отзывается гораздо проще и грубее, исходя прежде всего из способа любовных отношений этой категории людей. И точно такие же оценки и вертелись поначалу не столько на языке, сколько в голове Климова, весь взъерошенный казацкий вид которого говорил о его мужестве и явном превосходстве над слабым полом, к которому он заодно причислял и «голубых».

Но в клубе ему попадались на глаза обычные, то есть вполне нормальные, мужчины и, правда, не совсем обычные женщины — со слишком яркой и броской внешностью и обилием макияжа, с явными париками. Марине они определенно не понравились бы, подумал Климов, и душа у него заныла: опять вспомнилось собственное беспричинное упрямство….

— У вас, смотрю, и женщины бывают… — не спросил, а скорее констатировал он, пожимая руку Раструбову — невысокому, плотному мужчине с рыжим ежиком на голове и крупными веснушками на щеках, шее и сильных руках с завернутыми ослепительно белыми манжетами.

Тот снисходительно усмехнулся и ответил:

— Бывают… Есть многие, которые получают особый кайф, скажем так. Они появляются позже.

— Но я уже видел нескольких… в баре.

— А, ну да, конечно… Прошу присесть, слушаю вас. Я уже в курсе гибели господина Морозова. И то немногое, что знал о нем, высказал вашим коллегам. Есть дополнительные вопросы? Готов ответить и на них. Моя точка зрения по поводу ориентации покойного вам, вероятно, известна. Но полностью, со стопроцентной уверенностью, я утверждать ничего не берусь.

— Как по-вашему, Валентин Иннокентьевич, что он мог тут, у вас, делать? Искать кого-то? О чем-то расспрашивал? Вам не докладывали?

— Если бы я что-то знал, то уже рассказал бы. А чем у нас занимаются, не секрет. Посидите вечерок, посмотрите. Люди собираются, чтобы провести время в дружеской компании. Завязываются новые знакомства. У нас довольно обширная и разнообразная музыкальная программа, выступают многие широко известные артисты. Приглашаем интересных гостей, имеются иные развлечения спортивного характера — бильярд, прочее. Собственно, наш клуб — это комплекс услуг. А так как посещает нас, как правило, народ интеллигентный и, прямо скажу, не бедный, то, соответственно, и услуги предоставляются на высшем уровне. Кухня — превосходная, напитки — сами понимаете. Обслуживание, охрана, концертная программа, ну и все остальное. На обеспечение безопасности мы обращаем особое внимание, вам, вероятно, понятно почему.

— Посторонняя публика? Откровенные недоброжелатели? «Неуловимые мстители» из числа «бритоголовых»?

— Да. И не только. А в общем, вы правильно понимаете… Вы наверняка знаете, что к гражданам нетрадиционной ориентации во всем цивилизованном мире отношение абсолютно нормальное. И только у нас в стране это в буквальном смысле проблема. Причем чем дальше, тем проблема становится острее и напряженнее. Впрочем, зачем я вам рассказываю, вы, вероятно, и сами прекрасно осведомлены — по своим каналам.

Теперь позволил себе снисходительно усмехнуться и утвердительно кивнуть Климов, демонстрируя свою «осведомленность». Хотя ни о каких проблемах он не слышал и даже не интересовался ими… А оперировал фактами исключительно со слов оперативников Грязнова. Нет, он, конечно, слышал — или читал, видел в телевизионных передачах, — что с геями нередко сводят какие-то свои счеты «бритоголовые». Но насколько остра эта тема, Климова никогда не интересовало, если подобный факт не становился предметом уголовного расследования. А прецедентов в его работе еще не было. Но советом Раструбова он решил все-таки воспользоваться. На тот случай, если вдруг окажется, что у Морозова были какие-то свои отношения с геями и это стало поводом для «разборки». Уходил же он с каким-то парнем!.. А кто это был, ни Раструбов, ни несколько опрошенных им собственных служащих сказать не могли. Предложили немного подождать, когда подойдут некоторые постоянные посетители, и у них можно будет поинтересоваться.

Климов поблагодарил за помощь и изъявил желание «потолкаться» в клубе, посмотреть на различные развлечения, поглядеть публику, чтобы составить личное впечатление, поскольку прежде опыта общения с геями у него не было, не доводилось встречаться в специфической, клубной обстановке, в то время как сам он ничего противоестественного в данном вопросе не видит.

Успокоив, таким образом, Раструбова, Сергей Никитович прошел в зал, а Валентин Иннокентьевич, в свою очередь, пообещал тут же поставить следователя в известность, едва что-нибудь любопытное по его части обнаружится. Ну не сегодня, так завтра, например…

Такая постановка вопроса не устраивала Климова в принципе. И он решил провести здесь собственное расследование. Уж как получится.

Он устроился за стойкой притемненного бара, заказал себе легкий коктейль — на выбор самого бармена, молодого и смазливого парня, а потом положил на стойку перед собой увеличенную фотографию того молодого человека, с которым уходил отсюда Морозов, и стал ее внимательно, даже с более пристальным, чем следовало бы «по жизни», интересом рассматривать.

Бармен, продвигаясь вдоль стойки, несколько раз бросал внимательные и заинтересованные взгляды на фотографию, которую держал перед собой этот мужественный, черноусый мужчина, предпочитавший легкие напитки. Один из грязновских оперов подсказал Климову примерную манеру поведения в этом злачном месте. Спокойствие, подчеркнутое равнодушие, предельная вежливость с обслугой и обязательная доброжелательная улыбка по любому поводу, даже не имеющему к тебе отношения. И никаких ищущих взоров, никакого видимого нетерпения, абсолютная уверенность, что твое от тебя никуда не денется. И вот уже первый интерес бармена показал, что на тебя, возможно, кто-то уже клюнул.

Не прошло и пяти минут, как рядом с ним на высокий стульчик ловко вскарабкалась дама не первой молодости с закрытой грудью и открытой до самого возможного спиной, в отливающем бронзовым отблеском парике и длинными «музыкальными» пальцами, украшенными крупными перстнями. Взгляд выпуклых серых глаз был нагловатым, а тонкие, накрашенные лиловой помадой губы большого рта растянуты в искусственной улыбке приязни.

— А вы здесь впервые, — ломким контральто возгласила дама, покачивая длинной и худой ногой в крупной туфле на высоком каблуке. Затем она, нагнувшись к стойке, посмотрела на бокал Климова на просвет: — «Кампари Оранж»? Наши вкусы сходятся. — И, наконец, протянула руку, затянутую в мелкосетчатую, длинную, до локтя, перчатку и сказала игриво: — Эвелина. А с кем имею честь?