Смертельный лабиринт - читать онлайн книгу. Автор: Фридрих Незнанский cтр.№ 50

— Вот именно, что «как-то»! Эх ты… — Грязнов отмахнулся от него рукой, словно сказал: «Уйди с глаз!» — Сперва думать надо, а не бежать впереди паровоза. А если неймется, так можешь предложить своей консьержке другой набор — тех, кто бывал у Морозова дома вообще. Вот там Марина будет уместна. А нам все равно их «пальчики» придется идентифицировать. И чему вас учили?.. — Грязнов задумался и сказал сокрушенно, постучав себя согнутым пальцем по левой стороне груди: — Впрочем, этому на юрфаке не учат…

Смутное настроение было у Климова, когда он ехал на улицу Чичерина. В самом деле, хотел же как лучше, а вышло черт знает что. И ведь прав Грязнов, не дай бог, случайная осечка, и все — прахом. А о Марине тогда лучше и не думать…

Легостаева дежурила через день, сегодня у нее был как раз выходной. Но жила она в этом же доме, и найти ее труда не составило. Маргарита Николаевна долго не открывала дверь, очевидно разглядывая гостя через глазок. Наконец узнала и открыла дверь.

Все дальнейшее прошло как по маслу. Узнав, что при опознании должны присутствовать понятые, Маргарита Николаевна мигом пробежала по соседям и привела двоих своих знакомых. Климов, представившись им по всей форме, объяснил их роль, после чего выложил на стол перед Легостаевой десяток фотографий, среди которых была вырезанная из листа факса фотография Зои Воробьевой.

О том, как доставали эту фотографию, позже расскажет Турецкий, вернувшийся из командировки, и это была совсем не простая история.

— Вот, — объявил Климов, важно подкручивая кончики усов, — перед вами, гражданка Легостаева, находятся десять женских фотографий. Присмотритесь к ним и скажите, нет ли среди них фотографии той женщины, которая, по вашим словам, посещала квартиру Морозова в день его убийства, но в первой половине дня? А вас, граждане понятые, прошу смотреть и письменно зафиксировать в протоколе проведения опознания, какая из этих фотографий будет узнана Маргаритой Николаевной. Прошу.

И сел, чтобы записывать в протокол показания Легостаевой.

Консьержка долго и, казалось, безуспешно рассматривала каждую фотографию, вынимая ее из ряда других и откладывая вправо или налево от себя, разделяя их на две стопки. Потом взяла те, что слева, и снова разложила перед собой. Повторила операцию. Налево легли только две фотографии. И среди них — Зои Воробьевой.

Климов вдруг понял всю железную правоту Грязнова и почувствовал на собственной спине нехороший, липкий какой-то холодок. А если бы она отложила две, где одна была бы Зоина, а вторая — Маринина, тогда как реагировать? Возражать? Уверять, что она ошиблась? Но ведь таким действием можно только уверить консьержку в ее правоте — даже из чувства протеста, из упрямства бывшей театральной работницы, не запоминавшей, по ее же словам, лица, зато замечавшей, как женщина «держит спинку»!

Момент истины настал, когда Легостаева положила перед собой только две последние фотографии и убрала правую — неизвестной Климову женщины с красивым овалом лица. Осталась одна Зоя. Консьержка посидела, напряженно вглядываясь в фото, а потом вздохнула тяжко, будто принимала государственное, по меньшей мере, решение, и произнесла устало:

— Вот эта дама была тем утром у Леонида Борисовича. Находилась недолго, может быть, не больше тридцати минут. И прошла мимо меня, почти пробежала, обратно в распахнутом черном пальто, в черном брючном костюме и с оранжевым длинным шарфом вокруг шеи. Я еще подумала, что это — очень безвкусно для предпраздничного дня. Но спинку она строго держала, да.

Климов все зафиксировал в протоколе, дал на подпись Легостаевой, затем понятым. Дело было сделано. Но что-то словно толкало под руку. И Сергей Никитович, конечно, понимал, что именно. Ему будто жгла грудь лежащая во внутреннем кармане фотография Марины. Это походило уже просто на какое-то наваждение. И он не выдержал. Достал фотографию и положил на стол перед Легостаевой, благо понятые уже, попрощавшись, ушли.

— А эту женщину вы здесь видели, Маргарита Николаевна?

— Ах, так это ж Марина! Конечно, знаю.

Вот она сказала, а у Климова прямо что-то оборвалось в груди.

— Откуда она вам известна?

— Так она ж приходила к Леониду Борисовичу. И всякий раз вежливая, сердечная такая — первой здоровалась, о самочувствии расспрашивала…

— И… часто она здесь бывала? — чувствуя, что летит в пропасть, спросил Климов.

— Нет, в прошлом году не часто. Раньше да. И с компаниями сослуживцев, и одна бывала. Любовь у них, я так думаю, была, да что-то, наверное, расстроилось. А так — милая женщина, ничего не скажу… Доброжелательная. А у вас-то откуда фото ее? Ой, уж не случилось ли и с ней чего? — забеспокоилась она вдруг, но тут же вспомнила, что не далее как позавчера видела ее здесь, в доме, живой и здоровой.

— С ней все в порядке, — ответил Климов, понимая, что делать ему здесь больше нечего, и чувствуя, как на него наваливается непонятная тоска.

«Ну да, ты хотел, и ты добился своего… — напряженно думал теперь он, одеваясь и прощаясь с консьержкой. — И что дальше? Будешь допытываться, почему она тебе не сказала сразу всей правды? А тебе она была сильно нужна, твоя правда?.. Вот и узнал… А ведь генерал был прав: вякнешь одно слово — а ты сделаешь это непременно, честнейший и самоувереннейший из следователей! — и вылетишь пробкой. А сделать вид, что ничего не знаешь, уже и сам, возможно, не захочешь… Да и вряд ли сможешь — не дипломат, нет…»

Уже сидя в машине, он никак не мог решить, что делать. Как будто от того, что узнал он теперь «страшную тайну» Марины, что-то в его собственной жизни с ней изменилось кардинальным образом! Да ни черта не изменилось!

«Ну любила, и что? Не могла разве? Не имела права? Красивый, молодой, талантливый!.. Ах, ну да, почему не созналась раньше? Да какое это вообще имеет значение? Может, эта история у нее в душе — кровавая рана! А я туда со своими копытами, тоже еще казак! Но тогда, значит, найденные ею письма анонимного автора частично оказались правдой? И это, вероятно, поняли Грязнов с Турецким, а я — нет? Господи, какой болван! Какой жуткий идиот… Взял и своими же руками все свое счастье, всю радость буквально швырнул коту под хвост…»

И Климов решил молчать, чего бы это ему ни стоило, молчать «как рыба об лед»!..

Грязнов, подозрительно поглядывая на следователя, прочитал акт опознания и распорядился немедленно передать его по факсу в Нижегородскую областную прокуратуру, для Турецкого, с пометкой «срочно». А для Климова, сидевшего напротив с сумрачным видом, выделил особое, «боевое» задание: ехать срочно к геям.

Дело в том, что оперативники Грязнова уже успели побывать в ночном клубе «Дирижабль», где обычно кучкуются столичные представители нетрадиционной ориентации. После короткой, но достаточно откровенной беседы их с владельцем этого клуба Валентином Иннокентьевичем Раструбовым оперативники выяснили, что Леонид Морозов неоднократно посещал этот клуб, а в последний раз здесь был за два дня до своей гибели. Там же оперативники изъяли записи видеокамер за последнюю неделю до Нового года, когда наплыв посетителей был особенно велик. При просмотре этих видеозаписей на одной из них обнаружили довольно четкое изображение выходящего из клуба вместе с каким-то парнем Леонида Морозова. Вот теперь следовало съездить в «Дирижабль» вместе с фотографиями, переснятыми с видеопленки, и узнать у самого владельца либо у кого-то из обслуживающего персонала, кто такой этот парень. Ну а затем, соответственно, отыскать и его. Может быть, он сумеет пролить свет на тайну гибели тележурналиста?