Год длиною в жизнь - читать онлайн книгу. Автор: Елена Арсеньева cтр.№ 87

– Нет, погоди. – Общак собрал в складки кожу на лбу. – А как мог твой папаша ей в восемнадцатом году секрет клада открыть? Ей что… ей сколько ж лет тогда, семьдесят, что ли?

– Да нет, – досадливо посмотрел на него Павел. – Папаша клад зарыл в восемнадцатом, а потом, прежде чем помереть в сорок четвертом (он во Франции обретался, там и познакомился с Ритой), рассказал ей о нем и попросил открыть секрет мне при случае. Ну а она в Союз долго не могла попасть, знаешь же, как у нас строго с иностранцами.

– Ага, ага… – самозабвенно кивал Общак и вдруг захохотал: – Ой, не могу! Болтаешь невесть чего, а я уши развесил. Иди ты, Пашка, со своим кладом!

– Иди сам, – терпеливо сказал Павел, потом протянул Общаку руку на прощанье и отправился домой.

А начальник станции, крутя головой и похохатывая, отправился к телефонистке Ксюше и велел вызвать районное отделение милиции. Участковый Бурков приказывал ему непременно вызнать, для чего в Олкан приезжала загадочная иностранка. Вчера Общак доложил участковому про ее беременность, сегодня доложит про клад. Пашка наврал про клад, конечно, такое только в кино бывает, в каком-нибудь «Острове сокровищ», но его, Общака, дело маленькое: просили сообщить – он и сообщит!

В ожидании соединения начальник станции устроился на табурете, взял из стоящего под столом ящика бутылку пива (доставил с поездом знакомый проводник), открыл ее о край стола, глотнул. Хотел еще глотнуть, но тут Ксюша соединилась с Бурковым.

Тем временем поезд все дальше уходил от Олкана. Рита смотрела, смотрела в окно, потом отерла глаза и вошла в свое купе. Села на свою полку.

– Постель будешь брать? – сунула в дверь перманентную, неотвязную свою голову проводница.

– Да, конечно.

На противоположную полку шмякнулось что-то серое и, судя по звуку, сырое.

– Спасибо, – кивнула Рита.

Проводница так и ела ее глазами:

– Чо, перживаешь?

Она так и сказала: «Чо, перживаешь?»

Рита вздохнула. Видимо, какой-то местный диалект… олканский. Хотя нет, в Олкане так никто не говорил, там у всех обычный чистый дальневосточный говор. А у девицы, видимо, особенный говор – поездной. Диалект проводников…

– А у вас с Павловым чо, любов или как?

Она так и сказала – «любов».

Рита взглянула на нее повнимательней и качнула головой:

– Нет. У нас отношения сугубо… деловые.

Уходишь в никуда,

Не разгадав секрет,

Что значит наше – «да»

И что не значит – «нет».

– Ты на сопке Багульной была? – спросила проводница, глядя в упор.

Рита чуть шевельнула бровью:

– А что?

– Да то, – проводница пожала плечами. – Если была, значит, видела, что там на каменной стене написано. Это Павлов написал! Белой краской. Невесть сколько ее извел. Говорят, всю скупил, что в сельпо завозили, потом бабам наличники нечем красить было. Краска-то масляная, ее не смоешь так просто! Ну, видела?

На Багульной сопке Рита не была. Но про сопку ту упоминал участковый милиционер по фамилии Бурков, приятель Павла, частенько заезжавший к нему. Риту его приезды смущали, потом она поняла, что разговорчивый низкорослый парень просто выполняет свою работу: следит за ней. Конечно, в Х. стали искать пропавшую иностранку и, конечно, нашли. Ладно, что не прислали какого-нибудь неприметного человека в сером костюме!

Да, участковый говорил про Багульную сопку с каким-то лукавым намеком, но Павел разговоров не поддерживал, а Рита слишком плохо себя чувствовала, чтобы думать хоть о чем-то, кроме своих невеселых дел. Но вот опять про сопку… К чему клонит толстуха-проводница в кудрях? И при чем тут какая-то белая краска?

– А что? – повторила она, глядя настороженно.

– Ну, там, на гряде, написано громадными буквищами – СВЕТЛАНА!  – пояснила проводница. – С восклицательным знаком.

Рита даже качнулась назад:

– Кто?

– Светлана! – злорадно повторила проводница. – А меня, между прочим, Светкой зовут…

Рита посмотрела ей в глаза. Глаза были голубые-голубые, просто удивительно голубые. До невозможности русские глаза!

– Девушка, – сказала она устало. – Вы мне стакан принесите, пожалуйста.

Голубые глаза растерянно хлопнули. Раз и еще раз.

– Какой стакан?

– Обыкновенный, стеклянный.

– С чаем, что ли? – прищурилась проводница. – Так я еще титан не разжигала. С утра уже остыл, а до вечера еще далеко. Потерпишь?

– Мне не нужен чай. Мне нужен стакан.

– А чо ты с ним делать будешь? – Голубые глаза расширились изумленно.

– Есть буду, – спокойно ответила Рита.

– Чо? – Глаза расширились еще больше.

– Есть. Кушать. Принимать пищу. – Она чуть не ляпнула в том же ряду французское слово anger, но побоялась, что голубые глаза тогда вовсе выскочат из орбит.

Однако кудрявая оказалась не столь проста. Сделала любезное лицо:

– Вам граненый или тонкий с подстаканником?

На граненые стаканы Рита уже смотреть не могла. Сразу вспоминались писатели, которые опрокидывали в свои рты содержимое стаканов не глотая, а как бы вливая алкоголь в пищевод. У Павла в доме тоже были граненые стаканы и еще – железные, когда-то эмалированные, но облупленные кружки. Доселе Рита таких не видела и от души надеялась, что Bon Dieu избавит ее от них и впредь.

– Тонкий с подстаканником.

Стакан явился.

– Ты их правда жрешь или чо? – спросила проводница, прищурясь, с самой что ни на есть саркастической ухмылкой на пухлощекой физиономии. – А тонкий попросила, потому что его жевать легче, чем граненые? – И не удержалась – захохотала.

– Слушай, Светка, – сказала Рита, вынимая из сетки обернутую газетой белую, с поджаристой шапкой буханку и чувствуя, что при одном запахе этой благодати унимается сосущая тошнота. – Ты успокойся. Ты к надписи на Багульной сопке никакого отношения не имеешь.