Год длиною в жизнь - читать онлайн книгу. Автор: Елена Арсеньева cтр.№ 85

Рита не простилась: они с Федором просто исчезли. На столе в Ритиной комнате осталась суховатая записка: «Мама, не сердись, я не простилась с тобой, потому что у меня не хватило сил. Ты знаешь, что я не могу остаться. Я должна отомстить за Максима и за всех. Пока идет война, я не смогу жить иначе. Не бойся за меня, я вернусь. Дважды не умирают! Я постараюсь подавать о себе какие-нибудь вести. Я очень люблю тебя, и Алекса, и бабулю Эвелину, и дедулю Ле Буа. Ждите меня, я вернусь, вернусь, вернусь! Целую вас тысячу раз, ваша Рита».

Под запиской лежала книга – та самая, книга Дмитрия Аксакова. Татьяна поняла, что дочь оставила ее как залог своего возвращения. Теперь эти стихи должны были помогать матери так же, как помогали дочери.

Однако у Татьяны хватило сил открыть томик только один раз – на той странице, где она распахивалась сама собой. Она прочла:

Когда мы в Россию вернемся… о Гамлет восточный, когда? —

Пешком, по размытым дорогам, в стоградусные холода,

Без всяких коней и триумфов, без всяких там кликов, пешком,

Но только наверное знать бы, что вовремя мы добредем…

Остальное потонуло в слезах.

– Странно, – сказал Павел, и грохот приближающегося поезда заглушил его слова. – По расписанию пришел.

– Да, странно, – согласилась Рита.

За последние полчаса, с тех пор как удалось связаться по телефону с соседней станцией и выяснить, что проходящий поезд прибывает на станцию Олкан без задержек, он сказал «странно» раз пять. И Рита столько же раз с ним согласилась.

Лязгая и громыхая, поезд начал останавливаться. Начальник станции – он носил странную фамилию Общак, имел чрезвычайно широкую спину, и, вероятней всего, именно его немудрящие забавы подглядела Рита, когда только появилась в этих краях, – пошел к вагону, в окне которого виднелся плакатик: «Начальник поездной бригады». Выглянула и подруга Общака, звавшаяся Ксюшкой, – тощая девица с распутными и ленивыми враз глазами, колыхнула пышной грудью, необычной при ее худосочном, малокровном теле, – и скрылась за грязной цветастой шторкой. Наверное, проверяла, куда двинул ее любовник. Боялась, чтобы не отлучился надолго.

– Ну что, значит, все-таки нет? – спросил Павел, напряженно глядя на Риту.

Вопрос только за последние полчаса был задан раз пять, не меньше. И Рита раз пять, не меньше, покачала головой в ответ.

Они пошли по насыпи к пятому (снова пятому!) вагону, в который Рите взят был билет. Она несла большой букет белых колокольчиков, а Павел – ее сумку и обширную сетку. Сетку распирала трехлитровая банка, доверху наполненная капустным рассолом, и буханка хлеба. Банку принесла утром Галина – техник с метеостанции. И где она только нашла рассол? Кажется, весь, что оставался у жителей Олкана, Рита уже выпила. Но Галина так радовалась, что Рита, наконец, уезжает и Павел снова останется в ее безраздельном пользовании, что совершила просто подвиг, отыскав чудесное снадобье.

Рита, увидев банку с мутной жидкостью, чуть не всхлипнула от счастья. Значит, еще неделю она будет по утрам просыпаться без страха, что ее желудок вот-вот вывалится через горло и останется лежать у ее ног. За неделю она должна сделать кое-что, после чего рассол ей больше не понадобится. Хорошо бы прямо в городе Х. Если не удастся, придется потерпеть до Энска. Потом может быть поздно. Да и сил терпеть мучения у нее больше нет. С рассолом или без – нет у нее сил!

Поскольку Рита стеснялась своего олканского трофея (да и не слишком-то аппетитно выглядел зеленовато-розоватый рассол!), банку обернули газетой. Это была прошлогодняя «Тихоокеанская звезда», газета города Х., где были напечатаны стихи Павла. Но он щедро пожертвовал одним экземпляром газеты ради Риты. Во-первых, никакой другой прессы в его доме не нашлось, а во-вторых, экземпляров у него оставалось еще не меньше десятка. И пока они шли (Павел впереди, Рита следом), она тупо смотрела на край газеты и видела тусклую, размазанную фотографию Павла, имеющую очень отдаленное подобие с оригиналом, крупно набранный заголовок: «Поэзия молодых» (Рита недавно узнала, что истинный возраст человека имел к поэзии очень условное отношение, поэты вообще делились на молодых и начинающих – и классиков, мертвых или живых) и заголовок помельче: «Павел Павлов. Да и Нет» . Дальше шли строчки, набранные почему-то очень мелко.

Разобрать слова на таком расстоянии Рита, конечно, не могла, но она за прошедшие дни прочла эти стихи раз двадцать и невольно запомнила наизусть.

Есть «нет» на слово «да».

Есть «да» на слово «нет».

Далекая звезда

Холодный шлет привет…

Рита подняла голову и посмотрела в давно не стриженный затылок человека, идущего впереди.

– Павел…

Он быстро повернулся, глянул вопросительно.

– Павел. Вы все же уверены, что… нет?

Глаза, в которых вспыхнула было надежда, погасли. Он ждал другого. Он ждал не того вопроса, который задала Рита – и который она задавала в последние полчаса как минимум раз пять. И раз пять получала в ответ все то же – «нет». Вообще если посчитать все «да» и «нет» (больше «нет»), произнесенные ими поочередно за какие-то полчаса, получится, что они болтали почти без умолку!

– Да, – резко сказал Павел. – В смысле, нет. Уверен, что нет!

В веселые года

Не нужен нам совет.

Мы слышим только – «да»,

Совсем не слышим – «нет».

Павел снова отвернулся, снова зашагал – быстрей, потому что до пятого вагона еще надо было дойти, а поезд здесь стоит совсем недолго. Это понятно, что Общак не даст сигнала к отправлению, пока Рита не сядет, но изматерится весь. Ни к чему это слушать Рите.

Из пятого вагона – ну да, мир безобразно тесен, как уже неоднократно отмечалось! – высунулась проводница, с которой Рита приехала в Олкан. Та же самая, перманентная. Что-то очень перманентно стала она мелькать в поле зрения Риты!

– О! – сделала она круглый рот и тотчас растянула его в широчайшей улыбке. – Ты, что ли? Тебя и не узнать. Не кормили, что ли, месяц?

– Три недели, – сказала Рита, усмехнувшись. – Меня не кормили всего три недели.

– Ну ничего, в пути отъешься, – утешила проводница, заметившая увесистую авоську. – Хорошо запаслась!

– Хорошо, – кивнула Рита.