На все четыре стороны - читать онлайн книгу. Автор: Елена Арсеньева cтр.№ 33

— Здесь кто-нибудь есть?

Не дождался ответа и поднялся по ступенькам. Подошел к окну, заглянул — и кинулся к двери со всех ног.

Наверное — нет, конечно! — Алене следовало бы оставаться за оградой и продолжать играть роль засадного полка. Но она была любопытна, как сорока, и столь же труслива, между нами говоря, однако любопытство сплошь и рядом пересиливало трусость. Пересилило и сейчас. В одно мгновение Алена оказалась в саду, пробежала по дорожке, взлетела по лестнице — и чуть не упала, потому что на верхней ступеньке ей попалось под ногу что-то скользкое.

С трудом удержавшись, посмотрела, на что наступила: там оказался белый прямоугольничек совсем простой визитной карточки с оборванным уголком. Схватила его, машинально прочла надпись черным тонким курсивом:

Marie Ursula Vite, professeur…

(здесь как раз было оборвано)

01 47 45 12 14

И хотела отбросить карточку, но в это мгновение из окна высунулся Габриэль и ка-ак рявкнет:

— Что вы здесь делаете, мадам?!

— Стою, — вызывающе ответила Алена, машинально сжав карточку в кулаке. — Да, пришла и стою. Вы не кричали, вообще ничего экстраординарного не происходило, вот я и решила посмотреть…

— Ну ладно, посмотрите. К окну подойдите. Только ничего не трогайте. На подоконник не облокачивайтесь! Ясно вам?

— Ясно, — буркнула Алена, сунув карточку в карман брюк: Габриэль не сводил с нее глаз, и неудобно было на его глазах бросать на землю бумажку, хоть она тут уже лежала, когда он прошел. Или, что вовсе не исключено, карточка выпала из его кармана? Ну и ладно, невелика ценность.

Этими незначащими размышлениями Алена пыталась отвлечь себя от смутного страха, который клубился почему-то в желудке, поднимаясь к горлу. Она заранее знала, что увидит какую-то ужасную вещь, но даже она не ожидала, что это будет человек, с головой накрытый тонким синим одеялом, которое сбилось на груди и пропиталось чем-то темным, сырым… Бледная голая рука человека была высунута из-под одеяла и закинута за голову, а кисть согнута странной судорогой и напоминала гусиную голову.

Алена пошатнулась и всей тяжестью навалилась на подоконник, до которого ей было запрещено дотрагиваться…

ИЗ ВОСПОМИНАНИЙ ЗОИ КОЛЧИНСКОЙ

Разговор наш с Малгожатой происходил около полуночи, то есть нам оставалось более двух часов ожидания. Конечно, я была вне себя от страха и волнения, меня так трясло, что я принуждена была стиснуть зубами краешек воротника своего платья, чтобы зубы не стучали. Однако дыхание Малгожаты было таким ровным, что казалось — она крепко спала. К своему изумлению, я ощутила, что и меня начало клонить в сон. Я вспомнила, что точно так же было в предыдущей камере, где я маялась от бессонницы, пока не появилась Малгожата. И вспомнила, как крепко я спала. А что, если и сейчас будет то же самое? Она спит, усну и я… Мы проспим! Мы упустим время! Мы не сможем убежать, и завтра настанет мой последний час!

Вот с этой ужасной мыслью я.., провалилась в сон, точно в обморок. Мне снилось лицо Левушки. Отчего-то он привиделся мне в образе египетского жреца — в белых одеждах, увенчанный венцом из нестерпимо блестящих драгоценных каменьев. Потом на месте его появился седой историк, с которым мы сидели в прошлой камере, ну, тот самый, который разливал баланду… Историк строго посмотрел на меня и сказал: «Она носит свою погибель с собою, и погибель эта заразна, словно дурная болезнь!»

При последних словах я проснулась в ужасном страхе. Я вспомнила, как женщины наши возвращались в камеру после допросов, на которых их насиловали. Они все были богобоязненные христианки и руки наложить на себя боялись так же, как и я, но ходили упорные слухи, будто красная матросня — почти поголовно сифилитики, и не раз я слышала, как женщины обсуждали между собой: ладно еще жить опозоренной — это их крест, но если насильники заразили их дурной болезнью, то тут уж сомневаться нечего — придется руки на себя наложить. Лучше в адовом огне гореть, чем гнить заживо!

Словом, я проснулась с ужасным настроем и услышала отдаленный удар часов. Он-то меня и разбудил, но я не могла понять, сколько раз до этого отбили часы. Еще рано? Уже поздно?

— Два пробило, — раздался рядом едва слышный шепот. — Пора.

Я почувствовала, как Малгожата соскользнула с нар. В сонной тишине, прерываемой только тягостными вздохами наших сокамерниц, звонко клацнул по полу каблучок ее ночной туфли, и Малгожата, прошипев сквозь зубы свое любимое:

— Пся крев! — нагнулась и подхватила туфельки одной рукой. — Придется идти босиком, — прошептала она. — Ботинки возьми.

Я их уже подобрала, стояла наготове в одних чулках.

Малгожата коснулась меня, ощупала надетую на меня камизэльку, хмыкнула, подхватила с нар мой пыльник, лежавший у меня в головах вместо подушки, кое-как накинула его на себя свободной рукой и прокралась к двери, которая отчетливо выступала посреди стены, обведенная светящимся прямоугольником: в коридоре горел яркий свет.

Это меня обескуражило, напугало. Я думала, что в соседнюю камеру нам придется красться под покровом темноты, а не идти по свету…

— Ничего, — прошептала Малгожата, словно прочитав мои мысли, — делать нечего, надо ухитряться. Стой, немного подождем.

Мы замерли, вслушиваясь в тишину. Судя по словам Малгожаты, за стеной сейчас офицеры, пробираясь через подкоп, покидали свою камеру, но ни звука Не было слышно. Впрочем, кто ж ударяется в бега с посвистом и гомоном? Кабы они уходили нашумев, коридор был бы уже полон красных, уже всех беглецов положили бы.

Тишина… Тишина… Почудилось мне или впрямь слышны по коридору крадущиеся шаги?

В ночи раздался удар часов. Один раз…

Если предыдущие удары означали два часа, значит, сейчас половина третьего! И в эту самую минуту — сердце мое чуть не выскочило! — Малгожата протянула мимо меня руку и тихо-тихо толкнула дверь. Я поразилась — она была не заперта! Кто мог открыть ее бесшумно? Ведь обычно ключ громко и противно скрежетал в замке… И я вспомнила коридорного надзирателя, который нынче приносил нам ужин. Забрав бачок, он долго ковырял ключом в скважине. Вот именно — ковырял, но не запер дверь, а только сделал вид, будто запирает ее! И весь вечер она была отворена, любая из наших сокамерниц могла это заметить и если не выйти, так выглянуть в коридор, но никому такая вызывающая наглость и в голову прийти не могла…