По сравнению с отелем в доме было морозно. Я перевернулся,
пристально посмотрел в камин и попытался мысленно зажечь дрова. Тут я
рассмеялся, вспомнив, что я еще не Лестат, но скоро прибудет Джеймс.
– Моджо, я больше ни секунды не могу находиться в этом
теле, – прошептал я.
Пес уселся перед выходящим на улицу окном и тяжело задышал,
выглядывая в ночную темень; на тусклом стекле осели капельки пара.
Я пытался не засыпать, но не получалось. Чем больше я мерз,
тем больше мне хотелось спать. И тогда мной овладела ужасная, страшная мысль.
Вдруг я в нужный момент не смогу подняться над этим телом? Если я не могу
зажечь огонь, если я не умею читать мысли, если я не…
Впав в состояние полудремы, я попробовал проделать со своим
сознанием этот маленький трюк. Я довел свой рассудок до грани, отделяющей сон
от бодрствования. Я ощутил восхитительную вибрацию, которая часто предшествует
подъему духа над телом. Но ничего из ряда вон выходящего не случилось. Я
попробовал еще раз. «Наверх!» – скомандовал я. Я попытался представить, как моя
неземная форма вырывается на свободу и взлетает под потолок. Не вышло. С тем же
успехом я мог попробовать расправить крылышки. А я так устал, мне было так
плохо. Я накрепко прицепился к этим безнадежным конечностям, приклеился к
больной груди и едва мог свободно вздохнуть.
Но скоро придет Джеймс. Колдун, кому хорошо знаком этот
трюк. Да, Джеймс, жаждущий получить двадцать миллионов, несомненно возьмет на
себя руководство процессом.
Когда я открыл глаза, светило солнце.
Я резко сел и уставился прямо перед собой. Ошибки быть не
могло. Солнце уже стояло высоко и через передние окна разливало поток света на
покрытый лаком пол. На улице послышался шум транспорта.
– Господи, – прошептал я по-английски, так как Mon Dieu
имеет несколько иной оттенок. – Господи! Господи!! Господи!!!
Я снова лег, грудь моя высоко вздымалась, и поначалу я был
до того потрясен, что не мог ни связно мыслить, ни связно воспринимать события,
ни решать, впадаю ли я в ярость или поддаюсь слепому страху. Потом я медленно
поднял руку, чтобы посмотреть на часы. Одиннадцать сорок семь утра.
Меньше чем через пятнадцать минут состояние в двадцать
миллионов долларов, переданных на хранение в банк, находящийся в центре города,
перейдет к прежнему владельцу, Лестану Грегору, моей очередной ипостаси, а я
брошен здесь, в этом теле, Рагланом Джеймсом, который, очевидно, не вернулся в
этот дом до рассвета, чтобы осуществить обмен телами, что являлось частью нашей
сделки, и теперь, отказавшись от огромного состояния, скорее всего,
возвращаться не собирался вовсе.
– О Боже, помоги мне! – проговорил я вслух, в горле тут
же поднялась мокрота, и кашель ножом ударил мне в грудь. – Так я и
знал, – прошептал я. – Так и знал. – Что же я за дурак, что за
невероятный дурак!
«Ах ты жалкий негодяй, – думал я, – презренный
Похититель Тел, тебе это так просто не пройдет, будь ты проклят! Как ты посмел
мне такое устроить? Как ты посмел?! И это тело! Тело, в котором ты меня
бросил, – это единственное, что поможет мне тебя выследить, а оно
по-настоящему, серьезно заболело.
Когда я, спотыкаясь, выбрел на тротуар, было ровно
двенадцать дня. Но какая разница? Я не помнил ни названия банка, ни адреса. В
любом случае я не видел смысла в том, чтобы туда идти. К чему требовать
двадцать миллионов, которые через сорок пять секунд и так ко мне вернутся? И
куда мне тащить эту дрожащую массу плоти?
В отель – забрать деньги и одежду?
В больницу за лекарством, в котором я отчаянно нуждался?
Или в Новый Орлеан, к Луи, к Луи, который должен мне помочь,
к Луи, который, возможно, единственный, кто сможет помочь. И как мне найти
этого жалкого саморазрушителя, Похитителя Тел, если Луи не придет мне на
помощь? Да, но что сделает Луи, когда я обращусь к нему? Какое суждение он
вынесет, узнав, что я натворил?
Я падал. Я терял равновесие. Я потянулся к железным перилам,
но слишком поздно. Ко мне бежал какой-то мужчина. Я ударился головой о
ступеньку, и затылок взорвался болью. Я закрыл глаза и стиснул зубы, чтобы не
закричать. Потом снова открыл глаза и увидел над собой удивительно спокойное
голубое небо.
– Вызовите «скорую», – сказал кому-то мужчина. Темные
безликие силуэты на фоне сияющего неба, яркого безопасного неба.
– Нет! – пытался кричать я, но изо рта вырывался только
хриплый шепот. – Мне нужно попасть в Новый Орлеан! – Я сбивчиво
пытался рассказать об отеле, деньгах, одежде, пусть мне кто-нибудь поможет,
пусть вызовет такси, мне безотлагательно нужно уезжать из Джорджтауна в Новый
Орлеан.
А дальше я очень тихо лежал в снегу. И думал – какое
прелестное небо, и бегущие по нему тонкие белые облака, и даже смутные тени,
что окружили меня, – люди, которые так тихо, украдкой перешептывались
между собой, что я их не слышал. А Моджо лаял, Моджо все лаял и лаял. Я пытался
заговорить, но не смог, не смог даже сказать ему, что все будет в порядке, в
полном порядке.
Подошла маленькая девочка. Я различил ее длинные волосы, ее
взбитые рукава и развевающуюся по ветру ленту. Она смотрела на меня сверху
вниз, как и все остальные, ее лицо оставалось в тени, но небо над ней вспыхнуло
опасным пугающим светом.
– Боже мой, Клодия, это же солнце, уходи с солнца! –
крикнул я.
– Лежите спокойно, мистер, сейчас за вами приедут.
– Полежи молча, приятель.
Где она? Куда она делась? Я закрыл глаза и прислушался к
цоканью каблучков на мостовой. Неужели я услышал смех?
«Скорая помощь». Кислородная маска. Игла. И я все понял.
Все очень просто: я умру в этом теле! Умру, как миллиард
других смертных. Да, вот в чем причина, вот почему ко мне обратился Похититель
Тел, Ангел Смерти, который дал мне тот способ, что я искал во лжи, гордыне и
самообмане. Я умру.
Но я не хотел умирать!
– Господи, прошу тебя, только не так, только не в этом
теле, – шептал я, закрыв глаза. – Не сейчас, подожди. О, прошу тебя,
я не хочу! Я не хочу умирать. Не дай мне умереть. – Я плакал. Я был
разбит, перепуган – и рыдал. Но это же высшая ступень, не так ли? Господи Боже,
никогда еще мне не открывалась более совершенная модель – малодушный монстр,
который ушел в пустыню Гоби не в поисках божественного огня, но из гордыни,
гордыни и еще раз гордыни.
Я зажмурился. Я чувствовал, как по лицу текут слезы.
– Не дай мне умереть, пожалуйста! – продолжал шептать
я. – Пожалуйста, не дай мне умереть! Только не сейчас, только не так, не в
этом теле! Помоги мне!