Как мне повезло, что подобная знаменитость всплыла на
поверхность в моем любимом городе. Какое счастье, что он уже нанес шесть ударов
на этих самых улицах – убийца стариков и калек, которые в огромных количествах
съезжаются сюда, чтобы провести остаток дней в теплом климате. Ах, я бы пересек
континент, чтобы перехватить его, а он ждет меня здесь. К его мрачной истории,
во всех подробностях описанной по меньшей мере двадцатью криминологами – я без
труда похитил ее через компьютер в своем новоорлеанском убежище, – я
втайне добавил самые главные элементы: его имя и смертный адрес. Для Темного
бога, способного читать мысли, это не составило труда. Я нашел его по
пропитанным кровью снам. И сегодня я получу удовольствие, без проблеска
угрызений совести окончив его блистательную карьеру в своих темных жестоких
объятиях.
О Майами! Идеальное место для маленькой игры страстей.
Я всегда возвращаюсь в Майами, как возвращаюсь в Новый
Орлеан. Сейчас я единственный из бессмертных, кто охотится в этом славном
уголке Сада Зла, ибо, как вы уже поняли, местный дом общины давно опустел – ни
я, ни остальные не в силах были и далее оставаться вместе.
Неизмеримо лучше получить Майами в полное свое распоряжение!
Стоя у окна в номере, который снимал в модном отельчике под
названием «Сентрал-Парк» на Оушн-драйв, я время от времени пускал в ход свои
сверхъестественные способности и прислушивался к тому, что происходило в
соседних комнатах, где богатые туристы наслаждались уединением по высшему
разряду – полным покоем всего в нескольких шагах от оживленной улицы, в данный
момент заменявшей мне Елисейские Поля или виа Венето.
Мой Душитель был уже почти готов оставить царство судорожных
и обрывочных видений и выйти в мир реальных смертей. Мужчине моей мечты пора
одеваться.
Покопавшись в только что открытых картонных коробках,
чемоданах и ящиках, где по обыкновению царил полнейший беспорядок, я выбрал
серый бархатный костюм – такие костюмы всегда нравились мне больше других,
особенно если ткань достаточно плотная и не слишком блестит. Не самый, надо
признаться, подходящий наряд для летней ночи, но ведь я не ощущаю жару или холод
так, как смертные. А пиджак был тонкий, с небольшими отворотами, точно
подогнанный по фигуре и приталенный; он походил на костюм для верховой езды, а
если быть еще точнее – на изящный сюртук прежних времен. Мы, бессмертные,
всегда предпочитаем несколько старомодную одежду, напоминающую нам о том веке,
когда мы Родились во Тьму. Иногда истинный возраст бессмертного можно
определить просто по покрою платья.
Для меня важное значение имеет и ткань. Восемнадцатый век
был таким сияющим! Я не могу обойтись хотя бы без легкого отлива. А этот
красивый костюм с узкими бархатными брюками словно для меня создан. Что же до
белой рубашки, то шелк на редкость мягкий и тонкий – если ее свернуть, она
уместится в ладони. Но разве моей столь неуязвимой и в то же время удивительно
чувствительной кожи достойно касаться что-либо иное? Теперь о ботинках. Они
ничем не отличаются от всей остальной дорогой обуви, которую я ношу в последнее
время. У них безупречные подошвы, так как им редко приходится ступать по
матери-земле.
Слегка тряхнув волосами, я убедился, что они, как обычно,
легли густыми сверкающими светлыми волнами до плеч. Каким меня видят смертные?
Если честно, не знаю. Свои голубые глаза я по обыкновению прикрыл темными
очками, иначе их сияние может случайно загипнотизировать кого-нибудь – это
всегда очень досаждает, – а на изящные белые руки с предательски
стеклообразными ногтями натянул ставшие уже привычными мягкие перчатки из серой
кожи.
Еще один небольшой камуфляж: коричневатого тона крем – его я
нанес на лицо, шею и на открытые участки груди.
Я обернулся к зеркалу и внимательно изучил полученный
результат. По-прежнему неотразим! Ничего удивительного, что в ходе моей краткой
карьеры рок-музыканта я произвел поистине фурор. Впрочем, с тех пор как я стал
вампиром, бурный успех сопутствовал мне всегда. Благодарение Богу, в своих
поднебесных странствиях я не стал невидимым. При воспоминании о том, как я
скитался над облаками, легкий, как частичка пепла на ветру, мне захотелось
плакать.
Большая Охота неизменно возвращала меня к действительности:
выследить, дождаться и поймать его в тот момент, когда он будет готов лишить
жизни свою очередную жертву, и тогда убить – медленно, мучительно, выпивая всю
его злодейскую сущность и в грязном объективе души злодея воочию видя все его
прежние жертвы.
Пожалуйста, поймите, в этом нет никакого благородства. Я не
считаю, что вызволение одного бедного смертного из лап подобного дьявола
способно хотя бы теоретически спасти мою душу – слишком уж часто я отнимал у
людей жизни. Если, конечно, не верить в безграничную силу одного доброго дела.
Не знаю, верю я в это или нет. Я верю вот во что: грех одного убийства
бесконечен, а мой грех вечен, как и моя красота. Простить меня нельзя, ибо
простить меня некому.
Тем не менее мне нравится спасать этих несчастных от
уготованной им судьбы. И мне нравится призывать к себе убийц, потому что они –
мои братья и место их рядом со мной; так почему бы им не умереть в моих
объятиях вместо бедного милосердного смертного, который никогда по своей воле
не причинил никому зла? Таковы правила моей игры, которые я строго соблюдаю,
потому что сам их придумал. И я пообещал себе, что больше не стану оставлять у
всех на виду тела, что приложу все усилия, чтобы выполнить требования
остальных. Но все же… Мне нравилось оставлять опустошенную оболочку для
официальных властей. Это было так здорово – вернуться в Новый Орлеан, включить
компьютер и от начала до конца прочесть отчет об очередной смерти.
Неожиданно мое внимание привлекли звуки, доносившиеся из
проезжавшей внизу полицейской машины: разговор шел о моем убийце, о том, что
луна и звезды расположены соответствующим образом и вскоре он нанесет новый
удар. Наиболее вероятно, что, как и прежде, это произойдет на одной из глухих
улочек Саут-Бич. Но кто он? Как его остановить?
Семь часов. Ровно столько показывали крошечные зеленые цифры
на моих электронных часах, хотя я и без них, естественно, это знал. Я закрыл
глаза, чуть-чуть склонил голову набок, собираясь с силами, чтобы в полной мере
воспользоваться той способностью, которую ненавидел больше всего. Сначала
обострился слух, как будто я нажал на современный выключатель. Тихое мурлыканье
окружающего мира превратилось в адский хор – резкий смех, жалобы, лживые речи и
крики боли, разрозненные мольбы. Я заткнул уши, как будто от этого мог быть
хоть какой-нибудь толк, но в конце концов мне удалось заглушить все звуки.
Мало-помалу передо мной появились неясные, перекрывающие
друг друга образы их мыслей – словно миллион птиц, трепеща крыльями, взлетел в
поднебесье. «Подайте-ка сюда моего убийцу, что он видит?»