Аргентинец - читать онлайн книгу. Автор: Эльвира Барякина cтр.№ 40

— Следуйте за мной, — проговорила она.

В приемной на подоконниках и шкапах стояли оплывшие свечи.

— Электричество то и дело выключают, — пояснила секретарша. — По ночам, по правде говоря, жутко: недавно итальянского посла ограбили — отобрали бумажник и шубу. Сначала для охраны нам прислали кадетов, но когда произошла революция, мы сами были вынуждены прятать их от толпы. К счастью, сейчас есть поляки, но и на них надежды мало.

— Аргентина не признала Советы? — спросил Клим.

Секретарша взглянула на него удивленно:

— Их никто не признал: они силой захватили власть, конфисковали собственность иностранных граждан и отказались выплачивать долги России. Когда Троцкий пришел к британскому послу, тот не пустил его дальше передней.

— А Советы признают вас?

— Послы вручали верительные грамоты прежнему правительству, поэтому мы даже не обладаем неприкосновенностью. Дипломатический корпус то и дело собирается у американского посла: никто не знает, что делать — уезжать или оставаться. С одной стороны, надо защищать интересы наших граждан, а с другой стороны, говорить о каком-либо сотрудничестве с Советами нельзя. Троцкий грозит арестовать всякого, кто будет восстанавливать иностранные правительства против большевиков. Мы уже изучили план Шлиссельбургской крепости: говорят, там самые удобные камеры — с тридцатой по тридцать шестую.

Клим не ожидал, что у дипломатов так мало влияния.

— Я могу поговорить с господином послом? — спросил он.

— Я сейчас доложу о вас, — спохватилась секретарша. — Посидите здесь.

В посольстве стояла мертвая тишина, даже маятник настенных часов не двигался. Клим несколько раз прошелся по приемной, взял со столика «Правду» от 23 февраля 1918 года:

Немецкие генералы организовали ударные батальоны и врасплох, без предупреждения, напали на нашу армию, мирно приступившую к демобилизации. Но сопротивление уже организуется. Оно растет и будет расти с каждым днем. Все наши силы отдадим на отпор германским белогвардейцам!

— Сеньор Мартинес-Кампос ждет вас, — позвали Клима.

Господину послу было под пятьдесят. Элегантный костюм, подкрученные кверху усы, черные беспокойные глаза.

— Очень рад знакомству, — произнес он, протягивая маленькую крепкую руку. — Присаживайтесь. Вы давно в России? Полгода? Кажется, мы с вами были свидетелями почти молниеносного упадка великой страны. Как такое могло случиться?

— Крайне неудачное стечение обстоятельств… — отозвался Клим.

Посол взял со стола костяной ножик для разрезания бумаги, повертел в руках.

— Непостижимые изгибы славянской души, — усмехнулся он, помолчав. — Я несколько раз встречался с Лениным, это человек большой культуры, но совершенный фанатик… Кажется, единственный декрет его правительства, который пошел на пользу России, это переход от юлианского календаря к григорианскому.

Мартинес-Кампос сел за стол, сцепил перед собой руки. Запонки на его манжетах отливали тусклым золотом.

— Я советую вам уезжать как можно быстрее, — произнес он, глядя Климу в глаза. — Если у вас нет денег, правительство даст вам кредит. Но выехать можно только через Архангельск или Владивосток: границы перекрыты. Пожалуй, еще остается Финляндия, коль скоро вы сумеете получить разрешение у Советов. Если вы выберете этот вариант, я напишу бумагу в Комиссариат иностранных дел.

— Мне нужно вывезти семью, — сказал Клим. — Моей невесте запретили покидать город…

— Она гражданка Аргентины?

— Нет, но…

Мартинес-Кампос больше не смотрел на Клима. На лице его появилось утомленное выражение, как будто он заранее знал все, что ему скажут.

— Ничем не могу помочь. У меня есть директива — не выдавать виз российским гражданам.

Клим похолодел:

— Почему?!

— В Буэнос-Айресе слишком боятся, что большевистская зараза перекинется к нам.

— Даже если речь идет о супруге аргентинца? Мы поженимся, мы просто не успели оформить документы…

— Исключения не делают ни для кого. Уезжайте, сеньор Рогов, в противном случае вы погибнете. Вы не можете дать больше, чем у вас есть.

Клим быстро шел по улице. Царство бумаг — на любое действие изволь получить разрешение: карточки — пропуск к еде, мандат — пропуск в вагон, виза — пропуск к личному счастью. Принеси справку, что ты его достоин.

Черт, что ж делать-то, а? Собственной наивности можно ставить памятник. Ладно, сейчас главное — вернуться домой.

Знаменская площадь была запружена народом. Клим кое-как пробился к вокзалу, толпа внесла его внутрь. Солдат с красной повязкой на руке тормошил очумевших от бесконечного ожидания людей:

— Не спать, глядеть за вещами, а то унесут.

Очередь у касс, надрывный женский голос:

— Билетов нет и не будет! По распоряжению Председателя Центральной коллегии по эвакуации из города выезжают только женщины, дети и правительственные учреждения.

Кассирша хотела закрыть створку, но Клим не дал:

— Я иностранный журналист, мне нужно срочно попасть в Нижний Новгород.

— Иностранцам в связи с эвакуацией билеты не продаются.

Платформы оцепили кордоном. Ни с билетами, ни без билетов прорваться к поездам было невозможно.

По ночному небу гуляли дымные лучи прожекторов, вдали выли заводские сирены, электричества не было ни в одном доме: ждали немецких аэростатов.

Клим отыскал большой многоквартирный дом на Моховой улице, где жил Хитрук. Темная лестница, пятый этаж, из-за обитой войлоком двери слышались голоса.

Клим постучал. Ему открыла круглолицая горничная со свечой в руке.

— А мы вас давно поджидаем! — сказала она, когда Клим назвал себя. — Антон Эмильевич сказал, что вы придете. Пальто не снимайте.

В квартире было холодно, шумно и дымно. Кухарка несла кипящий самовар:

— Ой, простите — не ошпарить бы вас!

Вокруг стола, освещенного керосиновой лампой, собрались веселые вдохновенные люди в шубах.

— А вот и мой племянник — прошу любить и жаловать! — суетился Антон Эмильевич.

Клим с кем-то здоровался, не запоминая ни имен, ни лиц. Устало сел в кресло у стены. Горничная подала ему стакан чаю:

— Извините, заварка жидковата, но другой нет.

Антон Эмильевич пробрался к Климу.

— Как дела? — спросил он шепотом, чтобы не прерывать высокого седовласого оратора, ругавшего Советы.