– За совращение или изнасилование не приговаривают к смертной казни.
– Речь идет об убийстве. – Она развернулась, с силой рванула дверь и вошла в кабинет.
Гиллеспи стоял у окна и разглядывал улицу.
– Я могу быть свободен? – спросил он, повернувшись.
– Не думаю, – отрезала Франческа.
Брэг пытался остановить ее, предупредительно положив руку на плечо.
– Дочь вас шантажировала, так ведь?
Гиллеспи отступил назад.
– Понятия не имею, о чем вы…
Франческа сбросила руку Брэга.
– Мы знаем, почему она ушла из дома. У нас есть свидетель – лучшая подруга Дейзи, – и она даст показания в суде, что вы совратили собственную дочь, когда ей было двенадцать.
Гиллеспи словно окаменел, затем выражение его лица стало медленно меняться.
– Вы страшный тип, жалкий и бесчеловечный! – выкрикнула Франческа, из глаз ее полились слезы.
– Франческа, прекрати, – неуверенно произнес Брэг.
Гиллеспи опустился на стул и заплакал.
– Ничего не хотите сказать? – угрожающе спросила Франческа.
– Я даже не представлял, как она меня ненавидит, пока не встретил ее в прошлом месяце, – прошептал судья, не осмеливаясь поднять глаза. – Я любил ее. Я так ее любил. А она меня ненавидела. Она говорила отвратительные вещи. Она сказала, что стала шлюхой, рассказала обо всех своих мужчинах. В ней было столько злобы и ненависти! И она хотела много денег. У меня столько не было, но она меня запугивала. Моя красавица дочь! Я лишь любил ее и никогда не хотел сделать ей больно! Я мечтал, что однажды она вернется домой. – Он с мольбой посмотрел на Франческу. – Я ее любил.
Франческа ощутила, как у нее начинает кружиться голова, но она не могла отвести взгляд от этого низкого, отвратительного ей человека.
– Судья, боюсь, вы не можете быть свободны. Не сейчас, – вмешался Брэг. – Не сомневаюсь, вы знаете закон. Я имею право задержать вас на двадцать четыре часа, что и намерен сделать.
Гиллеспи вскочил с места.
– Я этого не делал! Я не убивал свою дочь!
Франческа шла по коридору шестого этажа гостиницы, где располагались апартаменты, занимаемые семьей Гиллеспи, ощущая себя древней старухой, а не двадцатиоднолетней женщиной. К горлу подступала тошнота, и единственным ее желанием было оказаться сейчас в объятиях Харта, где она могла бы дать волю чувствам и поплакать об ужасной жизни Дейзи. К сожалению, этим делу не поможешь. Вне всяких сомнений, Дейзи ненавидела своего отца достаточно сильно, чтобы решиться на разоблачение. Проблема была в том, что признание Гиллеспи казалось ей правдивым. Душевнобольной человек, коим он являлся, с глубокими сексуальными нарушениями, по ее мнению, все же не мог убить собственную дочь.
Бедняжка Дейзи. Франческа повторяла эти слова, как молитву. Представить невозможно, через что пришлось пройти двенадцатилетней девочке. Теперь она понимала, почему Дейзи стала такой. Неудивительно, что она мечтала вернуть Харта, ведь он дал ей свободу, независимость, был добр к ней.
Франческа остановилась перед закрытой дверью номера люкс, стараясь хоть немного совладать с эмоциями. Знала ли Марта, что творится под крышей ее дома? А Лидия? Она обязана выяснить, что было известно матери и дочери. Если Гиллеспи невиновен и Роуз тоже не причастна к убийству, значит, она теряет основных подозреваемых и последние ниточки, ведущие к раскрытию дела, – все одновременно. Обычно именно близкие люди становятся виновниками преступления, но Франческа не могла представить, что Марта или Лидия могут быть повинны в смерти Дейзи. Скорее уж они должны были желать смерти судье Гиллеспи.
Франческа не сомневалась, что Лидия что-то скрывает, пришло время это выяснить.
Дверь открыла Лидия и с удивлением посмотрела на Франческу.
– Могу я войти? – Она постаралась улыбнуться. – У меня вопросы к вам и вашей матери.
– Разумеется. – Лидия сделала шаг назад, пропуская гостью.
Франческа оглядела элегантно отделанную гостиную. Никого. Вероятно, Марта находится в одной из спален.
Она подождала, пока девушка закроет дверь.
– Я виделась с вашим отцом.
Лидия взглянула на нее с некоторым волнением.
– Что вы хотели сказать, мисс Кэхил?
– Я выяснила, почему Дейзи ушла из дома. Что-то промелькнуло в глазах Лидии, она прошла в глубь комнаты.
– Может, вы поделитесь со мной этой информацией? Я бы хотела знать, почему сестра меня бросила.
Франческа медленно подошла к Лидии, мысленно подбирая слова. Пожалуй, ей стоит рискнуть.
– Он пытался забраться и в вашу постель?
Лидия вскрикнула:
– О чем вы говорите?
– Я знаю, что Дейзи совратил собственный отец, Лидия. Я в ужасе от услышанного.
Лидия замерла.
– Вам лучше уйти, – наконец произнесла она, вскинув голову.
– Понимаю, это слишком болезненно…
– Думаю, вы ничего не знаете, мисс Кэхил, ничего! – Лидия задрожала, но выражение лица ее при этом оставалось решительным, словно она готовилась к бою.
– Вы знали об этом? Вы жили в одной комнате с сестрой? Или у нее была своя спальня?
На глазах Лидии выступили слезы.
– Я не понимаю, о чем вы говорите! Какое имеет значение, жили мы в одной комнате или нет? – Голос ее срывался.
– У них были отдельные спальни, соединенные дверью.
Франческа вздрогнула и обернулась.
В дверях комнаты стояла Марта, одетая в утреннее платье, подчеркивающее ее бледность, глаза покраснели от слез.
– Мисс Кэхил собиралась уходить, – сказала Лидия.
Франческа посмотрела на нее, задаваясь вопросом, была ли это попытка оградить мать от неприятного разговора. Затем она перевела взгляд на Марту. Нет, она не могла убить Дейзи – Онору, – ведь она была ей родной дочерью. Почему же Лидия ведет себя как сторожевой пес, охраняющий покой хозяев? Что они все скрывают?
– У меня есть вопросы к вашей матери, – повторила Франческа, не сводя глаз с женщины.
– Моя мать в трауре! Разве вы не видите? Ей надо побыть одной! – Лидия почти срывалась на крик.
«Эта семья немало выстрадала», – подумала Франческа. Она не сможет причинить им еще больше горя. Но как бы она ни хотела задать им интересующий ее вопрос, способен ли, по их мнению, судья пойти на убийство, и проследить за их реакцией, чувство сострадания одержало верх.
– Примите мои соболезнования, я очень сочувствую вашей потере, – обратилась Франческа к миссис Гиллеспи.
Женщина кивнула, и пальцы ее побелели, когда она сжала платок.