Мун улыбнулся впервые с того момента, как двенадцать часов назад замолчал радиолокационный ответчик на борту самолета Фионы Катаморы.
— Я лишь хотел заверить, что мы непременно поделимся информацией.
— Осталось обсудить еще один вопрос, — сказал Гами. — В данный момент, учитывая имеющиеся договоренности, я не вижу причин отменять или откладывать начало мирной конференции.
— Сегодня утром я говорил с президентом, — сообщил Мун, — и он высказал аналогичные соображения. Если случится страшное, мы почтим память Фионы Катаморы и доведем до конца конференцию, которая, по ее мнению, является идеальной возможностью для достижения стабильности в регионе. Уверен, она возражала бы против отмены саммита больше, чем кто-либо другой.
— Известно ли, кто будет представлять ваше правительство на конференции, если, как вы выразились, «случится страшное»?
— Честно говоря, я не в курсе. Президент отказался даже очертить круг кандидатов.
— Что ж, я вполне его понимаю, — заметил Гами.
— Госсекретарь Катамора много значила для него.
— Могу представить. Судя по тому, что я читал и видел в новостях, она была удивительной женщиной. Прошу прощения, я имел в виду «она удивительная женщина». — Гами поднялся, явно удрученный своей оплошностью. — Не буду больше отнимать у вас время, господин посол. Я просто хотел лично выразить соболезнования. Даю вам слово: как только мне станет что-либо известно, я позвоню вам в любое время дня и ночи.
— Благодарю вас.
— Положа руку на сердце, Чарльз, — Гами неспроста обратился к собеседнику по имени, — если такова воля Аллаха, то она воистину неисповедима!
Мун понимал: лишь самые искренние чувства способны побудить Гами хоть намеком признать, что он ставит под сомнение волю Аллаха.
— Благодарю вас.
Посол США проводил ливийского министра к лифтам.
— Интересно, как быть, если самолет разбился? — пробормотал Мун, озвучивая запоздалую мысль.
— Не понимаю.
— Если произошла авария, наше правительство наверняка потребует, чтобы на месте крушения работала комиссия американских экспертов. Установлением причин авиакатастроф занимается Национальный комитет по безопасности на транспорте.
— Ах вот в чем дело… — Гами потер подбородок. — У нас тоже есть такие специалисты. Не вижу проблемы, но мне следует переговорить с президентом.
— Разумеется. Благодарю вас.
Мун вернулся в кабинет. Вскоре в дверь постучали.
— Войдите.
— Что думаешь? — спросил Джим Кублицки, резидент ЦРУ в Ливии.
В колледже Кублицки считался восходящей звездой американского футбола, но уже пятнадцать лет служил в разведке. Он был так высок, что едва проходил в дверь, поэтому не участвовал в оперативных мероприятиях — слишком выделялся из толпы. Зато Джим знал толк в организации, и четыре прикомандированных к посольству агента уважали и ценили своего босса.
— Если в этом замешано ливийское правительство, Гами не в курсе, — ответил Мун.
— По моим сведениям, Али Гами — любимчик Каддафи. Если самолет сбили, он должен знать.
— Вот и я нутром чую, что ливийцы тут ни при чем. Несчастный случай.
— Пока они не найдут место крушения и эксперты его не осмотрят, уверенности нет.
— Разумеется.
— Ты спросил, можно ли будет подключить ребят из Комитета по безопасности на транспорте?
— Спросил. Гами не против, но сказал, что должен обсудить это с Каддафи. Кажется, вопрос застал его врасплох — он хочет подумать. Ему надо устроить так, чтобы не получилось, будто наши эксперты лучше. Только ливийцы не откажут — иначе грянет дипломатический скандал.
— А если откажут, то автоматически себя выдадут, — добавил Кублицки, подозрительный, как и все шпионы. — А как он сам по себе? Я имею в виду Гами.
— Мы раньше, разумеется, встречались, но на сей раз за дипломатическими реверансами почувствовался человек. Он вежливый, обходительный, даже в сложившихся обстоятельствах. Уверен, он искренне переживает. Вдобавок Гами сам очень много сделал для конференции — ее срыв стал бы пятном на его карьере. Он правда расстроен. Трудно поверить, что этот режим мог породить такую личность.
— Каддафи, как Валтасар, увидел письмена на стене, когда мы покончили с Саддамом. Сколько времени прошло между свержением Хуссейна и отказом Ливии от ядерного оружия?
— Несколько дней, по-моему.
— Вот так-то! Не успеют увидеть, что бывает с тем, кто американцам голову морочит, — сразу на попятную!
Мун состроил скептическую гримасу. Он не страдал ура-патриотизмом, был категорически против вторжения в Ирак, хотя не сомневался: без него мирная конференция попросту не состоялась бы. Мун пожал плечами. Как получилось, так получилось, зачем ворошить прошлое?
— Узнал что-нибудь? — спросил он у Кублицки.
— Управление военно-космической разведки переключило на западную пустыню один из спутников с Залива. Снимки уже начали поступать специалистам. Если самолет там, его найдут.
— Пустыня тянется на тысячи миль, — напомнил Мун, — а местами еще и горы.
Его собеседник был непоколебим.
— На снимках из космоса можно номер машины прочесть.
Посол был слишком огорчен, чтобы ввязываться в дискуссию и объяснять, что разглядывать мелкие детали — это одно, а обыскивать территорию размером с Новую Англию — совсем другое.
— Еще что-нибудь известно?
Кублицки понял, что разговор окончен, и поднялся.
— Нет, сэр. Сейчас надо просто сидеть и ждать.
— Хорошо. Передай секретарю, чтобы занесла мне аспирин.
— Конечно!
Агент ЦРУ выскользнул из кабинета.
Чарльз Мун сжал виски. Он не дал воли чувствам при известии об исчезновении самолета, однако перед усталостью даже его профессионализм был бессилен. Посол четко понимал: если Фиона Катамора погибла, подписание Триполийского соглашения сорвется. Он солгал Гами: на самом деле кандидатура представителя США обсуждалась, и президент решил отправить в Триполи вице-президента, ведь заместитель госсекретаря — фигура недостаточно крупная. Вот только пост вице-президента занимал молодой симпатичный конгрессмен, кандидатура которого была частью предвыборной сделки. Дипломатического опыта у него не имелось, равно как и мозгов.
На одном из приемов в Белом доме вице-президент беседовал с делегацией курдов и допытывался, известно ли им значение слова «курдюк». Во время обеда, который давали в честь президента КНР, он в шутку спросил, чем китайцы отличаются от японцев. По Интернету уже несколько месяцев гулял ролик, где вице-президент пялится на грудь известной актрисы, похотливо облизывая губы.