— Не слишком оригинально, верно? — шепнула Реми на ухо Сэму.
— В смысле?
— Убийца, коллекционирующий ножи. Я понимаю, если бы тут стоял стенд, уставленный фарфоровыми куклами…
Они дошли до дальнего конца стенда, повернули за угол и остановились полюбоваться блеском серповидного египетского «хопеша». На другом конце комнаты гости зашептались. Пары у противоположного торца стенда стали расступаться, пропуская вперед какую-то фигуру.
— Акула приплыла, — пробормотала Реми.
— Эх, а я как назло забыл прихватить отравленную приманку, — сказал Сэм.
Гедеон Бондарук заговорил по-английски, с легким акцентом. Низкий бас разнесся по комнате.
— Добрый вечер, дамы и господа. По выражениям ваших лиц я вижу, что моя коллекция вас пленила.
Расправив плечи и заложив руки за спину, как генерал перед строем солдат, Бондарук не спеша направился вдоль стенда.
— Орудия войны часто вызывают такую реакцию. Мы, так называемые цивилизованные люди, делаем вид, что смерть и насилие нас не увлекают, на самом же деле они заложены в нас на генетическом уровне. В глубине души все мы неандертальцы, которые борются за выживание.
Бондарук остановился и оглядел слушателей, проверяя, нет ли желающих с ним поспорить. Желающих не нашлось, и он пошел дальше. В отличие от облаченных в смокинги гостей, Бондарук был в черных брюках и черной шелковой рубашке, густые темные волосы собраны в хвост. Худой, с резкими чертами лица, он будто прожигал вас взглядом пронзительных черных глаз. И Сэм, и Реми знали, что Бондаруку под пятьдесят, но выглядел он лет на десять — пятнадцать моложе.
Он словно не замечал реакции гостей, которые как один почтительно расступались при его приближении: мужчины поглядывали на мафиози с опаской, на женских лицах читалась целая гамма эмоций — от неприкрытого страха до любопытства.
Бондарук остановился и постучал по стеклу.
— Крис, — сказал он, обращаясь ко всем сразу. — Традиционный кинжал малайцев. Да, он красив… это волнистое лезвие… но не слишком практичен. Скорее для церемоний, чем для убийства. — Он сделал еще несколько шагов. — Вот прекрасный экземпляр: китайский меч-дао. Вероятно, лучшее холодное оружие всех времен.
Он продолжил, останавливаясь через каждые несколько шагов, чтобы рассказать о том или ином экспонате. Он либо устраивал краткий экскурс в историю, либо делился личными впечатлениями об эффективности оружия. Когда Бондарук подошел к ним, Сэм как бы невзначай отступил назад, к стене, увлекая за собой Реми. Лицо Бондарука отразилось в стекле напротив, он повернул за угол и встал у торца, любуясь шестифутовой алебардой… всего в шести футах от Сэма и Реми.
Реми сдавила предплечье мужа. Сэм, который не спускал глаз с Бондарука, и сам напрягся, понимая, что тот может обернуться в любой миг. Сэм не сомневался, что Бондарук их узнает, а вот получится ли у Сэма скрутить Бондарука и превратить мафиози в живой щит (единственный их шанс пробраться через толпу охраны) — было под большим вопросом.
Бондарук не обернулся. Вместо этого он заговорил:
— Алебарда: только англичане могли изобрести оружие, которое настолько же уродливо, насколько бесполезно.
По комнате прокатились смешки и шепот одобрения, а Бондарук свернул за угол и продолжил свою полулекцию-полупрогулку. Отпустив еще несколько комментариев, он дошел до конца экспозиции, повернулся к публике, кивнул и исчез за дверью.
Реми выдохнула.
— Н-да, умеет он себя подать. Этого у Бондарука не отнимешь.
— Аура жестокости, — пробормотал Сэм. — Она окружает его как плащ. От него просто веет жестокостью.
— Тот же запах исходит от Холкова.
Сэм кивнул.
— Да.
— Я уж было подумала, ты на него накинешься…
— Угу, я был готов… Ладно, пошли искать то, за чем пришли, пока я не передумал.
Глава 39
Чем ближе они подходили к западному крылу, тем меньше гостей попадалось навстречу. Если само поместье в комплексе напоминало знак мира, то основная часть дома представляла собой восьмиугольник: гостиные, фойе, уютные тесные комнатки и библиотеки окружали центральную переднюю. Поблуждав минут двадцать, Фарго забрели в неосвещенную оранжерею, где повсюду стояли кадки с пальмами и плетеные перегородки, увитые цветущими лианами. Сквозь сводчатый стеклянный потолок просматривалось ночное небо в бриллиантовой россыпи звезд. Слева от них, за стеклянной стеной, располагалось длинное крыльцо в окружении живой изгороди.
На северо-запад вела одна-единственная дверь. Фарго обошли оранжерею по кругу, проверяя, нет ли где камер или лишних глаз и ушей, и направились к двери. Заперто.
Сэм уже потянулся к карману за набором отмычек, когда голос сзади произнес:
— Простите, сэр, могу я поинтересоваться, что вы тут делаете?
Сэм действовал инстинктивно. Не раздумывая ни секунды, он повернулся к мужчине и рявкнул по-английски (как он надеялся, со сносным русским акцентом):
— Наконец-то! Куда вы запропастились? Вам известно, что датчики влажности вышли из строя?
— Простите…
— Вы из охраны?
— Да, сэр. Но…
— Мистер Бондарук сказал, что пришлет кого-нибудь. И мы тут торчим уже целых… дорогая, сколько, минут пять?
Реми, которая тут же включилась в игру, твердо кивнула.
— Не меньше.
Охранник нахмурился.
— Подождите секундочку, я должен проверить…
— Отлично, делайте, что должны, но позвольте мне вас спросить: вы себе представляете, что конденсат может сотворить с девятисотлетним бердышом? Мм? Что останется от рукояти из монгольского красного клена?
Охранник помотал головой, почти донеся руку с переносной рацией до рта.
— Вот, пальма — наглядный пример… Пойдите сюда! Видите листья?
Сэм шагнул вперед, указывая на растущую неподалеку пальму. Охранник, собравшийся было нажать кнопку связи, замешкался и инстинктивно повернул голову.
В мгновение ока Сэм резко развернулся. Крутанувшись на пятке правой ноги, левую он выбросил вперед и в подсечке обрушил на правую лодыжку охранника. Мужчина потерял равновесие и начал заваливаться назад. Не дожидаясь, пока тот упадет, Сэм снова ударил с разворота, вложив всю силу в точно рассчитанный апперкот, прямехонько в подбородок. К тому времени как бедняга коснулся пола, он уже потерял сознание.
— Ух ты! — выдохнула Реми. — А я думала, дзюдо просто хобби.
— Ага, хобби. Только временами очень полезное. Кстати, следующий твой.
— Если найдешь мне рапиру. Монгольский красный клен? А такой существует в природе?
— Понятия не имею.