Пристрастие к смерти - читать онлайн книгу. Автор: Филлис Дороти Джеймс cтр.№ 67

— Но мы обязаны рассказать. Если они не найдут того, кто это сделал, если он убьет еще кого-нибудь, мы никогда себе этого не простим!

Его чуть не стошнило от экстатического самодовольства, послышавшегося в ее интонации. Как же он раньше не замечал этого постоянного подвывания в ее голосе?

— Ты же сказала, что твой отец убьет нас, если узнает, что мы встречаемся, — безнадежно напомнил он. — Не соврешь же ты, что была на вечерних занятиях?

— Но, дорогой, теперь совсем другое дело. Это он поймет. И потом, мы можем помолвиться. А всем скажем, что уже помолвлены.

Ну конечно! — внезапно осенило Мелвина. Отец, этот респектабельный проповедник-любитель, не будет иметь ничего против — только бы скандала не было. Публичность, сознание собственной важности будут ему даже приятны. А им придется пожениться. Уж папочка с мамочкой, да и сама Трейси об этом позаботятся. Перед ним, словно киноролик, вдруг стала разворачиваться вся его будущая безнадежная жизнь; картинки, сменяя друг друга, уводили в неотвратимые годы, лежащие впереди. Вот он бродит по крохотному дому ее родителей — а где еще они смогут позволить себе жить в ожидании муниципальной квартиры? Первый ребенок, орущий по ночам. Ее упрекающий голос с вечным подвыванием. Медленное умирание — всего, даже желаний. Погиб человек, бывший министр, человек, которого он никогда не видел, не знал, чья жизнь никогда до этого момента не пересекалась с его жизнью. Кто-то, то ли его убийца, то ли невинный автомобилист, припарковал свой «ровер» возле церкви. Полиция поймает убийцу — если был убийца, — и тот отправится в тюрьму на пожизненное заключение, а через десять лет выйдет и снова станет свободным. А ему, Мелвину, всего двадцать один год, и его пожизненное заключение окончится только с его смертью. Что же такого он сделал, чтобы заслужить подобное наказание? Его грех так ничтожен по сравнению с убийством. Парень чуть не взревел от такой несправедливости.

— Ладно, — сказал он с унылой покорностью. — Пойдем в участок на Харроу-роуд, расскажем о машине.

Квартира Сары Бероун располагалась в одном из мрачного ряда одинаковых пятиэтажных домов, фасад которого, чересчур вычурный и закопченный, был футов на тридцать сдвинут в глубину от Кромвель-роуд и прикрыт изгородью из пыльных лавровых кустов и колючей, почти лишенной листвы бирючины. Рядом с коробкой домофона была прикреплена табличка с девятью кнопками. Против верхней значилось всего одно слово: «Бероун». Позвонив, они тут же толкнули дверь, и она открылась. Пройдя через вестибюль, Дэлглиш и Кейт очутились в узком холле: пол затянут линолеумом, стены выкрашены неизбывной глянцево-кремовой краской, единственный предмет мебели — столик для писем. Клетка лифта едва вмещала двух пассажиров. Задняя стена кабины почти сплошь была зеркальной, но когда лифт с грохотом медленно пополз вверх, отражение в нем их фигур, стоящих настолько близко друг к другу, что Дэлглиш ощущал сладкий запах чистоты, исходящий от ее волос, и почти слышал биение ее сердца, ничуть не помогло зрительно расширить пространство: на него начал неотвратимо надвигаться приступ клаустрофобии. Дернувшись, лифт остановился. Когда они вышли из него и Кейт повернулась, чтобы захлопнуть дверь шахты, Дэлглиш увидел, что Сара Бероун поджидает их на пороге.

Фамильное сходство было почти сверхъестественным. Она стояла в дверном проеме словно тень своего отца в женском исполнении. Те же широко расставленные серые глаза, те же набрякшие веки, тот же изящный костяк и аристократичность облика, только лишенная патины мужской самоуверенности и успеха. Светлые волосы, не золотистые, как у Барбары Бероун, зато более насыщенные, почти рыжие, были уже чуть тронуты сединой и висели сухими безжизненными плетьми, обрамляя конусообразное бероуновское лицо. Дэлглиш знал, что ей двадцать с небольшим, но выглядела она гораздо старше, медового цвета кожа казалась бескровной от усталости. Девушка даже не взглянула на его удостоверение, и ему стало интересно: ей безразлично или это легкая демонстрация презрения? Кейт, когда он их познакомил, она лишь кивнула, потом, отступив в сторону, жестом указала на гостиную, расположенную в глубине холла. Там им навстречу поднялась знакомая фигура — они оказались лицом к лицу с Айвором Гарродом.

Сара Бероун представила всех друг другу, но его присутствия никак не объяснила. Впрочем, и не была обязана: ее квартира — она может приглашать кого пожелает. Это они с Кейт были обычно незваными гостями, явившимися в лучшем случае по вынужденному приглашению или молчаливому согласию; их всего лишь терпели, рады им бывали редко.

После вызывающего клаустрофобию лифта и тусклого холла они вступили в пространство света и простора. Квартира была перестроена из мансарды, и гостиная тянулась едва ли не во всю ширину дома. Северная стена была полностью стеклянной, с раздвижными дверями, выходящими на узкий балкон-балюстраду. В дальнем конце виднелась дверь, ведущая скорее всего на кухню. Двери в спальню и ванную, как предположил Дэлглиш, открывались из холла. Он приучил себя схватывать характерные особенности помещения, не подавая вида, что изучает его, поскольку это было бы сочтено хозяевами — да и им самим, окажись он на их месте, — оскорбительным со стороны чужого человека, тем более полицейского. Ему всегда казалось странным, что он, человек, болезненно чувствительный к вторжению в свою частную жизнь, выбрал профессию, заставляющую его почти ежедневно вторгаться в частную жизнь других людей. Но жизненное пространство других людей и предметы, которыми они себя окружают, непреодолимо любопытны для детектива как характеристика личности, как невольные свидетельства, выдающие ее характер, интересы, навязчивые идеи.

Эта комната, несомненно, представляла собой и гостиную, и студию. Мебели в ней было не много, но все удобно устроено. Два больших потрепанных дивана стояли у противоположных стен, над каждым — книжные полки; имелись здесь также стереосистема и бар. Перед окном — небольшой обеденный круглый стол с четырьмя стульями. Стена напротив окна была покрыта пробковой панелью с пришпиленными к ней фотографиями. Справа — виды Лондона и портреты лондонцев; в этой подборке, видимо, был заключен некий политический смысл: расфуфыренные для вечеринки в дворцовом саду пары, дефилирующие через Сент-Джеймсский парк, на фоне эстрады. Группа чернокожих в Брикстоне, возмущенно уставившаяся прямо в объектив. Королевские стипендиаты Вестминстер-скул, [24] гуськом чинно стекающиеся к Аббатству. [25] Переполненная детская площадка, худенький мальчик, ухватившись за прутья, смотрит сквозь ограду тоскливым взглядом, как посаженный за решетку беспризорник. Женщина с лисьей мордочкой выбирает меха в «Харродз». Муж и жена, пенсионеры, со сложенными на коленях узловатыми руками сидят в оцепенении, словно стаффордширские статуэтки, по обе стороны электрического камина. Смысл этого политического послания, подумал Дэлглиш, слишком легковесен, однако, насколько он мог судить, с профессиональной точки зрения снимки были выполнены умело, в интересных ракурсах. Левая часть экспозиции представляла то, что, вероятно, было более прибыльным заказом: череду портретов известных писателей. Однако некая озабоченность фотографа проблемой социального неравенства давала себя знать и здесь. Мужчины, небритые, без галстуков, по моде небрежно одетые в рубашки с открытым воротом, выглядели так, словно либо только что участвовали в литературной дискуссии на Четвертом канале, либо направлялись на биржу труда 1930-х годов, между тем как женщины казались либо затравленными, либо ощетинившимися. Исключение составляла пышногрудая бабушка, прославившаяся своими детективными рассказами, — она скорбно смотрела в камеру, словно сожалела то ли о кровавом характере своего творчества, то ли о размере полученного аванса.