— А не послушает учения, — докончил с холодной усмешкой
Прокоупек, — так послушается наших цепов.
Молчание длилось долго. Прервал его Вышек Рачинский.
— Все это, — сказал он, а не спросил, — я должен передать
Шафранцу. Вы этого хотите?
— Если б не хотел, — подкрутил ус Прокоп, — то разве б стал
говорить?
Перед амбаром Рачинского ожидал Ян Рогач из Дубе, известный
чаславский гейтман. С конным эскортом.
Поляк запрыгнул в седло, взял у слуги доху. Тогда к нему
подошел Прокоп.
— Бывай, брат Вышек, — он протянул руку, — да веди тебя Бог.
И передай, пожалуйста, через Шафранца королю Владиславу от меня пожелания
здоровья. Чтобы ему везло счастье...
— ...в супружестве с Сонкой, — осклабился Прокоупек, но
Голый осадил его резким взглядом.
— Чтобы ему счастливилось на охоте, — докончил он. — Знаю,
он любит охотиться. Однако пусть будет внимательным. Ему семьдесят семь лет. В
таком возрасте легко застудиться и умереть.
Рачинский поклонился, чмокнул коню. Вскоре они уже ехали
рысью к переправе через Лабу, он и Ян Рогач из Дубе. Два друга, соратника,
товарищи по оружию. Впереди у них, Рогача и Вышка, поляка и чеха, было еще
много битв, столкновений и стычек, во время которых они будут биться плечом к
плечу. И вместе умрут — в один день, на одном эшафоте, чудовищно замученные,
потом повешенные. Но тогда никто не мог этого предвидеть.
Большая бомбарда к утру остыла, а полный энтузиазма пушкарь
не упустил возможности грохотнуть из нее точно на восходе солнца. Гул и
сотрясение грунта были такими, что Рейневан свалился с высоких нар, на которых
спал. А мелкая солома и пыль сыпались с потолка еще не меньше трех пачежей.
Следом за огромной бомбардой, как за матерью, пошли бомбарды
поменьше, мечущие цетнаровые и полуцетнаровые шары.
Гудело. Грунт дрожал. Разбуженный Рейневан пытался вспомнить
сон, а вспоминать было что: ему опять снилась Николетта, Катажина фон
Биберштайн. В деталях.
Орудия грохотали. Осада продолжалась.
Третью и основную причину своего согласия на отпуск Шарлея
Прокоп сообщил им около полудня. У них тут же испортилось настроение.
— Вы нужны мне будете в Силезии. Оба. Я хочу, чтобы вы туда
вернулись. В августе, — продолжал Прокоп, не обращая внимания на их мины и не
ожидая ответа, — в августе, когда мы сопротивлялись крестовому походу под
Стжибром, вроцлавский епископ очередной раз всадил нам нож в спину. Войско
епископа и силезских князей, традиционно поддерживаемое Альбрехтом Колдицем и
Путой из Частоловиц, снова ударило на Находско. Снова там рекой лилась чешская
кровь, снова пожар уничтожал дома и крестьянские дворы. Снова творили
неописуемые зверства.
Уже не меньше года по Силезии идет волна страшного террора.
Всюду пылают костры. Ужасно измывается немчура над нашими братьями славянами.
Мы не можем спокойно взирать на это. Отправимся в Силезию с братской помощью. С
мирной и стабилизирующей миссией.
Однако такую миссию, — Прокоп по-прежнему не давал им слова
сказать, — необходимо подготовить. И в этом будет состоять ваша задача. Когда
вы покончите с личными делами, теми, на которые я великодушно дал согласие, вы
отправитесь к Белой Горе, к брату Неплаху. Брат Неплах подготовит вас к
заданию. Которое вы, я не сомневаюсь, выполните с великой самоотверженностью во
имя Бога, веры и отчизны. Как и пристало Божьим воинам... Ты, Шарлей, хочешь
что-то сказать, я вижу. Говори.
— В Силезии, — откашлялся Шарлей, — нас знают. Мы — люди
известные.
— Знаю.
— Нас там знают многие. Многие затаили на нас злость. Многие
хотели бы видеть нас мертвыми.
— Это хорошо. Это гарантия, что вы будете действовать
осторожно и обдуманно.
— Инквизиция...
— И не предадите. Конец дискуссии, Шарлей. Конец болтовне!
Вы получили приказ. У вас есть задача, которую вы должны выполнить. А теперь
идите и заканчивайте свои личные дела. Выполните, советую, все и тщательно.
Ваша задача, согласен, рискованная и небезопасная. Перед этим следует
урегулировать все личное. Вернуть долги друзьям и тем, кого вы любите. Получить
долги с тех, кто должен вам... Он резко оборвал.
— Рейнмар из Белявы, — заговорил он чуть погодя и взглянул
так, что по спине у Рейневана пробежали мурашки. — А нет ли случайно у твоих
личных дел чего-то общего с местью за смерть брата?
Рейневан отрицательно покрутил головой, потому что горло у
него вдруг так пересохло, что он не смог издать ни звука.
— О-о-о, — сложил руки Прокоп Голый. — Это хорошо. Это
прекрасно. Так и держать. Библия гласит: уповай на Бога, — проговорил он снова.
— А что касается твоего брата, то можешь дополнительно положиться на меня,
Прокопа. Этой проблемой займусь я лично. И уже занялся. Твой брат, память которого
я чту, был одним из наших убитых в Силезии союзников. Разбойничья рука достала
многих симпатизировавших нам людей, многих, которые нам помогали. Эти
преступления не останутся безнаказанными. На террор мы ответим террором в
соответствии с Божеским заветом: око за око, зуб за зуб, рука за руку, нога за
ногу, рана за рану. Твой брат будет отмщен, можешь быть уверен. Но лично мстить
я тебе запрещаю. Я понимаю твои чувства, но ты должен сдержаться. Понять, что в
этом деле существует иерархия, очередность реванша, и ты в этой иерархии
оказался далеко от ее начала. А ты знаешь, кто стоит во главе? Я тебе скажу: я!
Прокоп по прозвищу Голый. Силезские преступники поместили меня в свой перечень,
ты думаешь, я позволю, чтобы это им обошлось? Клянусь Отцом и Сыном, что те,
кто пролил кровь, заплатят собственной кровью. Как говорит Писание: «я
рассеиваю их, как прах пред лицем ветра, как уличную грязь, попираю их»
[99]
«и пошлю вслед их меч, доколе не истреблю их»
[100].
Те, которые вступили в сговор с дьяволом, которые скрытно готовили
преступления, которые во тьме совершали предательские удары, уже сейчас
тревожно оглядываются, уже сейчас чувствуют на шее чей-то взгляд. Уже сейчас
эти порождения тьмы боятся того, что поджидает во тьме их самих. Они видели
себя волками, сеющими ужас среди беззащитных овец. А теперь задрожат сами,
слыша вой идущего следом за ними волка.
Резюмирую: подготовка нашего наступления на Силезию в данный
момент вопрос ключевого значения для всего нашего дела. Это операция не менее
важная, чем теперешняя осада Колина или намечаемый на конец года удар по
Венгрии. Повторяю: если в результате твоих попыток личной мести операция
кончится провалом, я сделаю выводы. Суровые. Безжалостные. Помни об этом. Ты
будешь помнить?
— Я буду помнить.