— Повесить себе, как Раав в Иерихоне, веревку из красных
нитей? Слишком ты проповедей наслушался, парень. Не приплетай литературы к
серьезным делам. Я поддерживаю Бисклаврета и говорю: я тоже не пойду на такой
риск. Я тоже, напоминаю, профессионал. У меня даже несколько профессий. И каждая
мне дорога. Настолько, чтобы любить и ценить свою жизнь.
— Есть, пожалуй, способ, — сказал после долгого раздумья
Рейневан, — поджечь город, не подвергая опасности ценных шкур господ
профессионалов.
— И ты его знаешь?
— Знаю. Потому что я, господа, — не профессионал.
Могло бы показаться, что пражская аптека «Под архангелом»,
прибежище ученых и философов, уголок мысли и прогресса, — последнее место, где
можно обучиться изготовлять магические зажигательные бомбы. И однако тот, кто
так подумает, сильно ошибется. «Под архангелом» можно было постичь все
вообразимые тайны и умения. И надо ж было случиться такому, что Рейневан лично
участвовал в изготовлении зажигательной бомбы большой силы. Бомбы, которую на
магическом жаргоне именовали Ignis Inextinguibilis
[225],
решили изготовить Теггендорф и Радим Тврдик, жутко обозленные на непорядочного
конкурента, халтурившего вне цеха дилетанта-чародея, бывшего приходского в
Святом Щепане. Вначале планировали анонимно донести на него и отдать под
городскую юрисдикцию, но потом сочли это малочестной местью. Чародей-попик имел
прекрасный сельский домик в Бубнах, куда с известными целями приглашал девушек
и замужних дам. Теггендорф и Тврдик избрали этот дом целью. Вот уж, гнусно
радовались они, попище рот раскроет, когда, вернувшись из Праги с очередной
задницей, увидит на месте своей халупы черную дыру в земле!
Однако злость у магиков быстро иссякла, до желаемого
покушения дело не дошло. Но Ignis Inextinguibilis все же изготовили. В
соответствии с древними арабскими рецептами, вычитанными из изданных в
Константинополе книг. При активном участии ассистирующего мероприятию
Рейневана. Который теперь, больше чем через год, в Клодзке, точно знал, что ему
нужно.
— Мне нужно, — уверенно и четко заявил он довольно критично
поглядывающим на него компаньонам, — две кадки оливкового или другого масла,
ведро или два дегтя, ведерко меда, четыре фунта селитры, два фунта серы,
столько же гашеной извести. И две либры
[226] сурьмяного
порошка. Он бывает в аптеках.
— Это все?
— Я думаю, мы сделаем пять бомб. Поэтому потребуются пять
глиняных кувшинов с узкими горлышками. Солома, чтобы их обернуть. И много
смолы, чтобы все это залить...
— А морской змей? — спокойно спросил Бисклаврет. — Копье
святого Маврикия? Стая попугаев? Обезьяны? Не понадобятся? Ты, Рейневан, не
иначе как здорово головой ушибся. Город ждет осаду, хлеб уже ограничивают,
купить соль — искусство, а ты посылаешь нас за серой и сурьмой.
— Еще мне нужно, — Рейневан не обратил внимания на это, —
помещение, в котором я смог бы работать. Так что не тяни, берись за дело. Я
уверен, что у Фогельзанга есть в Клодзке резидент. Возможно, не один.
— Ты видел, — обрезал Бисклаврет, — тех, что висели на
воротах? Они как раз и были резидентами Фогельзанга. Да, ты совершенно прав,
это не все, есть у нас еще один. Но связаться с ним сейчас значит наверняка
сдать его на повешение. На пытках — выговариваются, Рейневан. И предают.
— Господа, — включился Шарлей. — Так нельзя, заранее
говорить о провале, даже не предприняв хотя бы попытки. Давай список, Рейнмар.
Обойдем город, посмотрим, что из этих ингредиентов можно будет добыть.
Помещение тоже найдем. Есть деньги, есть время...
— Со временем дело скверно, — возразил Бисклаврет. — Сегодня
двадцать второе марта, понедельник после Белого воскресенья. Сироты Краловца
будут здесь в среду. Самое большее — в четверг.
— Успеем, — уверенно сказал Рейневан. — До субботы, господа.
Резидентом и временно неактивным агентом Фогельзанга в
Клодзке оказался альтарист у Девы Марии по имени Йоханн Трутвайн. Увидев
Бисклаврета, он чуть не упал в обморок. Однако, надо отдать ему должное, пришел
в себя настолько, чтобы отвечать на вопросы. Зубы у него немного позвякивали,
когда он рассказывал о судьбе других агентов, которых пытали вначале в подвалах
ратуши, потом на рынке, на глазах зевак. Сам альтарист уцелел только потому,
что несчастные ничего о нем не знали. Фогельзанг был достаточно умен, чтобы не
держать все яйца в одной кошелке. Но то, что Йоханн Трутвайн набрался страха по
уши, так это факт.
Однако Бисклаврет знал безотказное средство против
навязчивого страха.
Увидев туго набитый деньгами кошель, агент посветлел, а
узнав, зачем они пришли, начал действовать удивительно четко. Тут же обеспечил
конспираторам помещение: лежащее на улице Млечной жилье купца, убежавшего из
города, доверив Трутвайну ключ и присмотр. Незамедлительно предложил также
помощь в приобретении необходимого сырья. Не спрашивал, зачем это сырье
понадобится. И хорошо сделал, потому что ему все равно никто б не сказал. В тот
же день Рейневан с помощью заклинаний и амулетов начал в купеческом доме
изготовлять магические зажигалки, именуемые ignis suspensus
[227].
Остальная часть команды отправилась в город купить что надо. И возникла
проблема.
Проблемой, как ни странно, оказалась не сера и не селитра,
которые без особых трудов приобрели у городских аптекарей, не смола, которая в
достатке оказалась у сбежавших под защиту стен ближайших смолокуров, не
сурьмяный порошок, который — потребовав, правда, истинно сказочную цену —
продал им сбежавший из Быстрицы алхимик. Сложность составил наименее, казалось
бы, сложный компонент — масло. Масла в Клодзке не было. Все раскупили.
В городе было очень мало специализированных маслобоев,
потребность в масле полностью покрывали городские давильни. Изготовление масла intra
muros
[228]
осуществлялось в мельницах как побочная
деятельность. Занимались ею мельничные подмастерья. Сейчас, учитывая опасность
осады, часть подмастерьев ушла под оружие, остальные днем и ночью мололи муку
для хлеба.
Бесценный альтарист у Девы Марии нашел средство и на это.
Услышал в приходской церковке передаваемую шепотом новость, что у одного из
городских маслобойщиков есть запасы, но он их скрывает, чтобы в соответствующий
момент разбогатеть на спекуляции. Возможно, он согласится продать кадку или
две. Заявив о готовности посредничать в переговорах, альтарист ушел, потому что
надвигались сумерки.